— Огонь в сторону тендера!
— Живьём брать демона! — азартно заорал кто-то, чувствующий за собой право отдавать приказы, и его поддержали:
— Лови эту мразь.
— Хватай его!
И началась самая увлекательная из охот — охота на человека-невидимку.
41. ТД И ТП
Воглева ждали условленные полчаса после отправления царского поезда. Когда подпольщики убедились, что невидимка не вернётся, Юсси веско обронил:
— Тело стелано. Можно ехать всад.
— Я пройдусь, — сказал Савинков. — У меня ещё в городе дела.
Он спрыгнул с подножки и заверил на прощание:
— Я приеду на извозчике.
В рыбьих глазах Юсси затеплился огонёк чего-то похожего на иронию, финн с пониманием кивнул и молвил:
— Не опа-асдывайте. До встречи.
После этого таинственного замечания он отвернулся, шевельнул вожжами и направил экипаж по набережной Введенского канала.
«Вот и всё, — Савинков смотрел ему вслед, чувствуя опустошённость, но зная по своему характеру, что за ней на душу навалится тяжесть. — Революция вместо эволюции. Сделался из правозащитника террористом».
Он больше не хотел оставаться в городе. Каким бы ни был исход акционирования Воглева, в столице задерживаться не следовало. Билет был, теперь настал черёд паспорта.
— Пан рановато пожаловал, ещё не вечер, — чистодел улыбался столь угодливо, что Савинков почуял подвох.
Он спросил:
— Где мой паспорт?
— Мы условились на вечер, а ещё не стемнело.
— Ничего, — сказал Савинков. — Я подожду здесь.
Чистодел завилял, как собака, выпрашивающая подачку.
— Ксива сохнет, — нашёлся он.
— Я подожду, — повторил Савинков, тесня чистодела из прихожей в мастерскую.
Теперь ему не хотелось выпускать его из поля зрения. Вчера он убил полицейского, сегодня отправил товарища убивать царя. С паспортом в кармане террорист чувствовал бы себя увереннее и ради толики спокойствия был готов застрелить жулика, не моргнув глазом.
Жулик это почуял. Лицо сделалось ещё более заискивающим.
— Если пану угодно, я могу сушить быстрее.
— Сколько?
— За сто рублей я буду дуть как ветер, — заверил чистодел.
— Тогда дуй, но паспорт мне принеси, — Савинков наставил на него ствол «нагана». — Стольник будет.
— Пан — серьёзный человек, — как будто даже обрадовался жулик. — Сейчас всё будет готово.
Он отступил к рабочему столу и потянул верхний ящик.
— Без глупостей, — Савинков взвёл курок.
Чистодел выставил перед собой руки с растопыренными пальцами, показывая, что ничего не прячет и не замышляет.
— Пан — серьёзный человек, — повторил он. — Какие шутки!
Он медленно выдвинул ящик. Отступил, чтобы Савинков видел содержимое. Ящик был набит бумагами, сверху лежал заполненный казённый бланк. Чистодел бережно достал его, подул несколько раз, на ладонях протянул Савинкову.
Это был новенький заграничный паспорт с его фотографией и всеми положенными штампами.
— Вот, — похвастался жулик. — Можно ехать хоть сейчас. Я бы просушил на всякий случай, но, если пану спешно, бери на свой страх и риск.
От паспорта за версту несло палёной липой. Однако связи Савинкова в Петербурге были таковы, что ничем лучше он не располагал. Революционер взял книжку, вчитался.
— Гжегож Ястржембский, — у него глаза на лоб полезли. — Ты ничего умнее придумать не мог?
— Что не так?
— Это же шляхетский род тринадцатого века… Хотя, ладно.
«На один раз сойдёт, — подумал Савинков. — В Европе я выправлю настоящие документы. С ростом качества полиграфической промышленности в Германии или Швейцарии это будет несложно».
Савинков покосился на жулика.
Сейчас где-то на перегоне невидимка убивал царя.
Чистодел ждал дополнительной платы. Он помнил поддельное имя и настоящую внешность клиента.
Террорист выстрелил ему в сердце.
Дом номер 42 располагался на 9-й линии Васильевского острова на углу со Средним проспектом. Место людное, но Савинков всё равно пришёл. Семья нуждалась, а увидеть её в ближайшее время молодой революционер более не чаял. Если вообще их встреча когда-нибудь состоится. Денег с собой он взял столько, чтобы не топорщились карманы. Самыми крупными купюрами, экспроприированными из сейфа купца Вальцмана, их насчитывалось тридцать семь тысяч рублей. За остальными деньгами, потребными на отъезд и жизнь за границей, он планировал вернуться. После всего случившегося революционер чувствовал себя в полном расчёте с ячейкой «Бесы». Он спокойно вошёл в подъезд, проигнорировал консьержа и поднялся по лестнице.
Вера бросилась ему на шею и повисла, беззвучно зарыдав.
— Ну, всё, всё, — шептал Савинков. — Тише, неудобно, дети.
Витя уже вышел из своей комнаты и стоял в коридоре, ждал, стесняясь помешать.
— Ну, ладно, ладно.
Наконец, уговоры возымели действие. Жена унялась. Савинков потрепал по голове Виктора.
— Здравствуй, богатырь.
— Здравствуйте, папенька, — смиренно ответил сын. — Вы не уедете больше?
— Не сразу, — Савинков улыбнулся, подкинул его и посадил на плечи. — Сначала чаю попью.
И тогда Виктор засмеялся, вцепился ему в уши. Савинков лёгким шагом прошёл в комнату.
— Где там Каня?
Дочка уже шла навстречу, услышав голос отца. Савинков ссадил сына и взял её на руки.
— Ты уедешь? — тихо спросила Вера.
— Сначала чаю.