Ниязбек

Мэр Торби-калы сидел на подоконнике и недовольно подергивал ртом. Его представления о прекрасном никогда не простирались дальше трехсот семидесяти миллионов долларов на пассажирский терминал, а дело, увы, обстояло так, что пассажирские терминалы существуют только при марионеточном правительстве. Хизри сидел рядом с мэром, и его лицо выражало так же мало, как экран выключенного компьютера. Джаватхан улыбался как-то сочувственно, и Панков вспомнил, что он уже видел у Джаватхана точно такое выражение лица на фотографии, где его товарищи перед ним резали русского солдата.

Ниязбек стоял рядом с Вахой, и в глазах его Панков прочел откровенное презрение. Презрение адресовалось не Панкову. А человеку по ту сторону трубки.

– В зале заседаний есть телекамеры? – спросил Панков.

– Зачем? – спросил Ниязбек.

– Я хочу сделать заявление. Перед депутатами ЗАКСА и мировыми СМИ.

– О чем?

Я обсудил ситуацию с президентом России. Он приказал мне сурово наказать всех участников бойни в Харон-Юрте, отправил в отставку президента Асланова и назначил президентом республики меня.

Ниязбек покосился на трубку «вертушки», безжизненно обвисшую на кольцах шнура.

– И что с тобой сделают за подобное заявление?

Панков торжествующе улыбнулся.

– Ничего, – сказал Панков, – если, кроме моего заявления, у Кремля будет его голова.

И показал на Ваху.

Арсаев инстинктивно сделал шаг назад. Правая его рука нырнула в карман, молниеносно, как баклан ныряет за рыбой, и Панков, похолодев, вспомнил, что все люди этого человека таскают с собой гранату для самоподрыва, как другие носят на шее крестик Глаза Вахи сделались черными от ненависти, он повернулся к Ниязбеку и заорал:

– Ты этого добивался, да? Ты меня просто использовал? Как пугало? Чтобы нагнуть русских?

«А ведь он прав, – мелькнуло в голове Панкова, – чертов аварец! Бог ты мой! Он бы никогда не оставил меня здесь, если бы на самом деле собирался послать Россию к черту! Он бы просто пристрелил меня, поставил рядом с Гамзатом и пристрелил бы, и даже глазом бы не моргнул!»

– Тише! – сказал Ниязбек. – Клянусь Аллахом, Ваха, что бы ни случилось, ты выйдешь отсюда живым и невредимым.

Ваха стоял, по-прежнему держа руку в кармане. Панков осторожно отступил на шаг, а потом на полшага. Панкову показывали эти самодельные «хаттабки», их переделывали из тридцатимиллиметровых гранат для подствольника. Те как раз влезали в футлярчик от мобильного телефона. Осколки разлетались недалеко – это была граната для самоубийства, ни для чего больше. Хотя черт его знает, что у него там. Может, граната, а может, на нем целый пояс шахида.

– Клянусь Аллахом, Ваха, – повторил Ниязбек, – что бы ни случилось, это не моя забота – убивать человека, которого я сам позвал сюда. Ты не убивал моего брата. Пусть тебя ловят федералы.

– Нет, – сказал Панков, – тебе придется выбирать, Ниязбек Или Ваха, или мой разговор с президентом.

Ниязбек скрестил руки на груди.

– Это тебе придется выбирать, Владислав. Или твой разговор с президентом – или…

Ниязбек снова взял со стола листок с воззванием.

– Мы исправим правописание, – сказал он.

Панков сглотнул. Он понимал, что торг бесполезен. Теперь, когда он предложил выход, Ниязбек дожмет его.

– Черт с тобой, – сказал Панков, – пошли к депутатам.

Мэр Торби-калы шумно выдохнул воздух. Джаватхан улыбался все так же смущенно. На лице Ниязбека ничего нельзя было прочесть.

– Джаватхан, – приказал Ниязбек, – ты и твои люди останутся здесь. Запомни, Ваха – мой гость. Если с его головы упадет хоть волос – подбери этот волос и неси за ним.

Они вышли из кабинета вчетвером – Ниязбек, Панков, Атаев и Хизри. Охрана сидела в предбаннике на стульях и на полу.

– Ниязбек, – позвал Ваха, когда они выходили.

Аварец приостановился.

– Русские тебя обманут, – сказал Ваха. – Обманут и убьют. Кто дружит со скорпионом, того скорпион кусает.

***

Они спустились на два этажа и вошли в зал парламента. Больше половины зала было заполнено, хотя, конечно, далеко не на всех креслах сидели депутаты. Многие занимали люди в камуфляже и с оружием. Опять же не все в камуфляже и с оружием были простые бойцы. Половина из них таки были депутаты.

В президиуме скучал Хамид Абдулхамидов, а в углу работал широкий плоский экран, на котором обычно показывали результаты голосования. На этот раз на экран была заведена «картинка» РТР. По телевизору рассказывали о встрече президента с представителями молодежи.

Настроение в зале было довольно мрачное. Депутаты шушукались друг с другом. Прямо около президиума стояло ведро винограда. В зале пахло хорошо знакомым Панкову запахом многочасового заседания – воздухом, много раз пропущенным через чужие легкие, бутербродами и кофе, только к кофе и бутербродам примешивался еще запах ружейной смазки. Российского флага в зале больше не было.