Ниязбек

Владислав Панков возвращался в полпредство сильно взбешенный. Он полагал, что если он приедет домой к Маликову, то тот будет с ним говорить. Черт побери, любой чиновник в этой республике будет счастлив, если к нему приедет полпред. Все они называют себя правоверными и горцами, все они рассуждают о своей чести и гордости, но, когда дело доходит до аудиенции у полпреда Панкова, они готовы стоять в приемной хоть всенощную, хоть заутреню!

Панков не знал ни одного человека в республике, включая ее президента, который не начал бы заикаться от счастья, если б Панков к нему приехал.

А Ниязбек?

А Ниязбек Маликов потратил на него ровно десять минут, столько же, сколько он потратил на какого-то худого старика, заехавшего во двор на ржавой «пятерке», и на двоих черкесов в «гелендевагене». Остальное время полпред сидел за общим столом среди людей в тренировочных штанах. Точнее, министров в тренировочных штанах.

Что, если на то пошло, он знает о человеке по имени Ниязбек Маликов?

Он знает, что тот спас его жизнь.

Арзо украл Панкова, а Ниязбек его спас.

Но разве Ниязбек так уж отличался от Арзо?

Ниязбек ездил с вооруженными охранниками по чеченским горам. Он ездил свободно там, где федералам был путь закрыт. Он говорил свободно с теми, кто разговаривал с федералами только языком пуль. Он заходил в их дома, ел на их свадьбах и соболезновал на их похоронах. Он был свой – а что надо делать, чтобы стать своим для таких, как Арзо?

Ниязбек воровал людей – он сам открыто в этом признавался. Ниязбек убивал – в этом у Панкова не было никаких сомнений, и по крайней мере на двух человек в окружении Ниязбека указывали как на закоренелых киллеров. Не бандитов даже, не боевиков, каким бы ни было растяжимым это понятие в здешних местах, под боевика здесь спокойно попадали министры. Киллеров. Профессионалов высокого разряда. Мастеров спорта по взрывному и снайперскому делу.

Игорь Маликов никогда не рассказывал Владиславу о своем брате. Что он мог бы рассказать еще, кроме безобидной по местным меркам истории об оружии, провезенном с помощью депутатской «корочки» через пол-Москвы?

***

Полпред ушел, а Ниязбек Маликов спустился во двор, к накрытому столу. Он налил себе воды, но потом взглянул на солнце, краешек которого еще торчал из-под моря, поставил стакан на место и сел.

– А ведь он прав, – сказал Хизри.

Он стоял за дверью и слышал весь разговор.

Ниязбек покачивался на белом пластиковом стуле, и рука его поглаживала ремень автомата. Турнир между Московским городским гольф-клубом и сборной республики был назначен на послезавтра, и на этом турнире президент Асланов должен был играть в паре со своим сыном Гамзатом.

– Глупо будет, если мы убьем не того, – сказал Хизри.

Ниязбек молча встал и ушел в дом. Там он расстелил коврик и начал молиться.

Когда он вернулся, народу за столом немного прибавилось; приехали два племянника Ниязбека и с ними – младший брат Магомедсалиха. Месяц рамадан еще не наступил, но в этом доме многие держали уразу по два месяца, и ожидали заката солнца, чтобы поесть.

– Поехали, – сказал Ниязбек, – надо поговорить кое с кем.

***

Спустя пять минут черный бронированный «мерс» Ниязбека остановился перед невысокой стеной частного дома.

По иронии судьбы, дом находился на самой охраняемой трассе города: именно по этой дороге ездил в парламент Гамзат Асланов. Двухэтажный каменный дом переходил в двухметровый забор вокруг участка, железные ворота вели прямо в гараж, и над вделанной в них калиткой висела камера наблюдения. Тротуар перед домом был тщательно подметен, а у выезда стояли два больших горшка с красными цветами. Собственно, все дома на правой стороне улицы выглядели так же, и только напротив дома стоял очень ветхий деревянный особнячок. В нем размещалось здание народного суда.

«Мерс» проехал на полметра вперед перед воротами и остановился, загораживая выезд. Ниязбек, отворив дверь, вышел из машины. Магомедсалих тоже хотел вылезти, но Ниязбек бросил: «Сиди» – и захлопнул дверь.

Джип сопровождения ждал в трех метрах. Из него вышли два охранника с автоматами, нерешительно потоптались и по жесту Ниязбека сели обратно внутрь.

Ниязбек остался на улице один. Быстро темнело; солнце заваливалось куда-то в море, вода на горизонте была цвета пламени, и внезапно поднявшийся ветер нес по улице обертки от «Сникерсов» и иссохшие стебли травы. Клумба перед зданием суда цвела белым, синим и красным. Ниязбек подошел к воротам, поднял ладони, словно показывая камере, что в руках у него нет оружия, и нажал на кнопку звонка.

***

На втором этаже дома, нависающем над воротами, двое человек с ужасом наблюдали за остановившимся «мерсом». Оба были чрезвычайно молоды: одному было шестнадцать, другому девятнадцать с половиной. Оба они были братьями и во всем походили друг на друга: высокие и по-юношески худые, в ветхих от пота майках и грязноватых штанах. У одного штаны были из камуфляжной ткани, у другого – тренировочные.

– Это же русские шайтаны! – прошептал тот, который помоложе, по имени Касим.

– Нет, – сказал другой, – это… это… О Аллах, это Ниязбек!