– И ты, Жердь, заявление на стол. Кстати, это касается всех – заявления на стол. Мы подаем в отставку сегодняшним днем. Завтра оформят нас уже в МУСе… В МУСте, – поправился он. – А Рик отойдет… Сейчас проорется, проветрит мозги, нагуляется, и я с ним поговорю. – Он посмотрел на Жердя: – напомни, пожалуйста, чего там символ мустанги?
Парни грустно рассмеялись – кажется, Лину тоже не понравилась выходка Переса с названием.
Рик не отошел ни к обеду, ни к ужину – он, бросив заявление Лину на стол, ушел в загул – давно Инес обещал. Они меняли паб за пабом, клуб за клубом, напиваясь все больше и больше, веселясь и танцуя. Правда, к концу вечера Рик веселился уже натужно – не привык к таким длинным свободным дням, да и грызло где-то под сердцем, что бросать Лина сейчас, когда на него ополчился весь львиный прайд, сродни предательству. Ну, пусть лошадь, пусть конь… Мустанг… В конце концов, он тот еще жеребец, и пусть кто возразит!!!
Инес точно не возразит – она сейчас в который раз за вечер пыталась заставить его это доказать. Темный уголок какого-то клуба – Инес любила риск, с голым задом не её же заловят. Зад-то не жалко, а вот в очередной раз слушать лекцию про офицерскую честь задолбало, если честно… И тут, когда Рик уже расстегивал джинсы, завибрировал интер. Долго. Натужно. Настойчиво – Рик сперва не хотел его брать. Он же уволился, мать вашу! Хотя…
Инес, обнимая его за шею и обвивая его ногами за талию, прошипела в ухо:
– Не смей! Ты сам сказал, что уволился. Ты сам сказал, что теперь полностью мой! Отец давно предлагал тебе место в охране его компании – ты как сыр в масле будешь кататься! Риииииик, ну имей хоть каплю гордости… Не бери трубку!
Он стащил её с себя и принял звонок – это могли быть его друзья. А семья и друзья, это святое. Инес же в состоянии подождать пару минут.
– Рик, слушаю…
Это был Парра. Парра, которому требовалась помощь.
Завезя Инес домой и заодно получив уже ожидаемую третью отставку за день, Рик примчался на всех парах к Парре. И только и выдавил из себя, рассматривая корзинку с малышом на столе в гостиной:
– А я думал, это у меня трудный день. Снимаю шляпу, Лекс – ты меня перещеголял. Значит, знаток контрацепции, дааа?
Парра хмуро заметил:
– Не знаю, что случилось у тебя, у меня-то все в порядке, но мне казалось, что худший день сегодня у Ворона – говорят, его полдня после яблок штормило… Прикинь, я стал отцом… Де. Во. Чка… Дочь.
Глава 22 Охота
Ворон не считал свой день трудным. За попытку сохранить свою человечность он и на большее бы пошел. А яблоки – это ерунда. Жаль, что сейчас от него уже ничего не зависело. Он еще раз в секторе подготовки операций осмотрел своих парней, запакованных в облегченные ультры в серо-черной городской маскировочной окраске. Коршуна не было – его вызовут, если найдут следы хомофила. Сейчас операцией руководил один из клана – чистокровка Башня. Дурной и чопорный. Он вместе с дежурными техниками внимательно просматривал картинки с городских камер – может, где мелькнет хомофил.
Ворон сухо сказал, проходясь перед стоящими вольным строем парнями:
– Так… Последнее напоминание. Согласно словам Росси, данный хомофил очень опасен. Чрезвычайно.
Сом тихо буркнул, тыкая пальцем в перчатке в один из экранов:
– Вон та девчонка? Очень опасна? Для нас?
Ворон кивнул:
– Точно! Схватываешь налету!
– Тогда я тибетский монах… – Строй отозвался тихими смешками на шутку Сома. Стоявший рядом с ним Вечер, поправлявший застежки на шлеме, хмыкнул:
– Ты и так монах.
Соло подхватил:
– Мы тут все тибетские монахи.
– Хватит, – оборвал своих парней Ворон. – Главное вы уловили. На выход, парни. Пусть нам повезет!
Башне же он доложил по связи:
– Второй ночной к патрулированию приступил! – Ворон вышел в наступающие сумерки, опуская забрало шлема. Тут же перед глазами возникла раздражающая карта города, мешая обзору. Ворон ненавидел работать с виртом, выведенном на забрало.
Ночной Либорайо ждал их. Парни рассредоточились, каждый уходя в заданный квадрат города. Себе Ворон выбрал район, где проживал Парра, и, запрыгнув на ближайшую крышу дома, отправился туда прогулочным шагом – спешить особо не стоило. Объект от них никуда не сбежит. И зря.
Ворон любил Либорайо. Больше недоступный дневной, чем ночной. Дневной был бесшабашным, вольным, живым. Дневной, пропахший зноем и пылью, розами и горьковатой полынью, был человеческим, если закрывать глаза на преобладание оборотней. Ночной Либорайо был тихим, пьяным, неоновым. Он был вампирским – это знали все, и это был главный минус ночного Либорайо. Желание быть своим в человеческой толпе осталось в каждом бывшем ветеране, продавшемся кланам. Осталось оно и в Вороне. Говорят, вечная жизнь и здоровье перечеркивают все недостатки жизни вампиром, только это не так. Никакая вечная жизнь не нужна, если ты изгой. Вечное одиночество хуже короткой жизни с любимым человеком. Только в последнем им отказано.