Ника, Эрн и осколки кружев (СИ)

— Твоя мать сама выбрала свою судьбу, — ответил судья безразлично, а затем уже прямо указал на Нику. — Представь мне своих спутников.

— Это Ника, ученица Лиги, а это… эм… как тебя зовут-то? — Инес несколько раз помахала рукой перед лицом Эрнарда, привлекая его внимание, но он остался безразличным.

— Это Эрнард, мой друг, — тихо сказала Ника, уже всерьёз беспокоясь за состояние бывшего босса.

— Он меня не интересует, — пренебрежительно махнул ладонью судья и наставил палец на Монику. — Ты… как твоё полное имя, фамилия?

— Меня зовут Моника Гордиан, — девушка ещё ни разу в Рилантии не назвалась полным именем, но под жёстким взглядом Эссуа Маранте не стала лукавить или умалчивать — он всё равно узнал бы всё, что пожелает, при его-то полномочиях.

— Сестра Динстона Гордиана? — уточнил мужчина, прищурившись. Ника кивнула и увидела, как в глазах верховного судьи блеснул интерес. — Передашь брату, что я узнал имя. Кеван. Кеван Гордиан.

— Вы знаете Кевана? — Ника не ожидала услышать имя брата, поэтому растерялась и пошатнулась от удивления.

— Мы не знакомы лично, но именно он консультирует советника короля по вопросам воздействия выбросов сырой магии на рождение бизаров и перевёртышей, — кивнул верховный безмолвный судья и пригвоздил Нику взглядом к полу. — Как оказалось, Кеван — гениальный целитель и добрый друг короля.

— Мой Кеван? Вы, наверное, что-то путаете, — девушка снова покачнулась, вцепилась пальцами в рукав пальто Эрнарда и едва устояла на ногах. — Кеван работает в целительском корпусе Венитара, в Кадарии. Он не может быть другом рилантийского короля.

— Ещё кое-что. Динстону будет интересно, что невестой Кевана была Алиена Гриффи, — ошеломил судья Монику очередной подробностью, в которую даже верить не хотелось. — Она погибла несколько месяцев назад в своём родовом имении — несчастный случай.

— Да уж… несчастный… случай…

Ника вспомнила своё похищение, родовое кольцо, брошенное ей в подвале того самого имения, стеклянный взгляд Алиены, ставшей жертвой собственного смертельного артефакта, и чуть не задохнулась от мысли, что эта самая женщина была как-то связана с Кеваном. С тихоней Кеваном, который всегда был спокойным и отрешённым, который никогда не вмешивался ни во что, ему и дела не было до политики, до мелких дрязг, да вообще ни до чего не было дела. Его заботили только лечебные порошки и заклятья. И этот Кеван вдруг оказался не только женихом Алиены, но и другом короля враждебной страны, консультантом его советника… и тем самым предателем, о котором говорил Кайдо.

— Что с вами, Моника? Вам нехорошо? — любезно поинтересовался судья, наблюдая за тем, как Ника жадно хватает воздух и беспомощно скребёт пальцами грудь под кожаным дублетом.

— Мне нужно на свежий воздух, — пробормотала она прерывисто. — Эти стены давят на меня, не могу дышать…

— А вот это скверный признак, инорина, — равнодушно изрёк Эссуа Маранте, нажав на рычаг под столом. Одна из стен начала расходиться в стороны, открывая длинный коридор, вытесанный из того же самого серого мрамора. — Это ведь не простой мрамор — не чета розовому и красному — его добывают в карьерах рядом с разломами. Этот невзрачный камень защищает от выбросов и наведённых заклятий, от подслушивающих амулетов и следящих чар, от действия артефактов и от лишних глаз.

— Выпустите меня! Мне плохо! — закричала Моника, бросившись к двери, которая оказалась заблокирована.

— Инес, помоги девушке, кажется, у неё истерика, — безмолвный судья повернулся к дочери, указал рукой на коридор и приглашающе махнул ладонью.

— Что всё это значит? — спросила наёмница, глядя в глаза отца.

— Я не могу сейчас пойти против советника короля, но, поверь, всё будет хорошо, — на лице Эссуа Маранте не единый мускул не дрогнул, он стоял с безразличным выражением, будто не отправлял собственную дочь в тюрьму Храма правосудия, из которой никто никогда не выходил живым. — Уже скоро мы сможем навести новые порядки в Рилантии.

— Ты предал свою страну, — в голосе Инес сквозили горечь и ярость, обида и разочарование. — Предал меня?

— Поверь, так нужно, — коротко бросил судья, но теперь он выглядел уже не таким уверенным в своих словах.

Моника отчётливо ощущала его сомнения, но не могла сейчас думать о судье, ведь её собственная жизнь, кажется, окончательно разрушилась, рассыпалась как пепел от горящей бумаги. Рилантийские кружева, самые красивые в мире, которые сами по себе — уже произведение искусства, оказались фальшивой пародией на красоту. За глянцевыми фасадами и величественными статуями столицы Рилантии скрывались гниль и вонь трущоб, а те, кто должны были обеспечивать безопасность и следить за исполнением законов, сами оказались ничем не лучше бандитов и скорых на расправу убийц.

— Ты сгноишь меня в тюрьме, как маму? — прорычала Инес, так и не решившись и не пустив в ход кинжал, который до сих пор держала в руке. — Закроешь там навсегда, а сам и дальше станешь изображать справедливого судью?