Ника

Вопреки печальным предположениям, Уля выжила, поправилась, а через год родила ребенка.

Не раз во время купания Ника видела багровые шрамы на животе Ули и все удивлялась. При этом она живо воображала Нину Борисовну. И до случая с Улей часто приходилось слышать, как Нина Борисовна кому-то «вырезала слепую кишку», кому-то «сделала кесарево сечение». Но то были слова, не производившие особого впечатления. А тут… когда Ника своими глазами видела умиравшую Улю, а теперь видит ее живую, смеющуюся, работающую — это потрясало… Нина Борисовна стала для нее примером во всем. Мечтая стать такой же, Ника стала подражать Нине Борисовне в прическе, в походке, в манере держать себя с людьми и воображала себя на ее месте.

…Через три дня Ника снова пришла к председателю, положила перед ним книгу.

— Прочитала.

— Очень хорошо. Все понятно?

— Как будто бы…

— Теперь попрошу вас помочь мне. Я человек здесь новый, даже с хозяйством как следует еще не ознакомился… Не можете ли вы побывать на ферме, обследовать ее и потом доложить мне?

— Я никогда этим не занималась.

— Не боги горшки обжигают. Садитесь-ка поближе к столу, я вам расскажу, что и как надо сделать…

На другой день Ника пошла на свиноферму. Было тихое серое утро. Наезженная дорога со следами от тракторных гусениц матовой лентой спускалась в низинку, за которой на взлобке косогора стояли беленные известью строения фермы. С поля доносился ровный гул моторов: трактористы допахивали зябь.

Шла она не спеша, будто прогуливалась на досуге. Думала о предстоящем деле. Ее удивило, что Венков не сказал ей ни одного резкого слова, говорил с ней доверительно, мягко, и даже напутственного тона не было в его словах. Как это непохоже на прежнего председателя, кричавшего во все горло: «Я заставлю тебя работать!»

Ника улыбалась, вспоминая Венкова, и казалась самой себе лучше, чем о ней думали на селе.

Вспомнилось, как в минувшие дни, когда нехотя листала книгу по свиноводству, сколько раз подходила к ней мать, сложив на животе усталые, в черных трещинках руки, тихо говорила: «Шла бы ты лучше на ферму работать, а не обследовать». Нику это бесило. «Этого еще мне не хватало!» Мать вздыхала, качала головой: «Как ты жить будешь?» — «Сумею…» Знала, что не следует грубить матери, но хотелось побравировать. Потом, жалея мать, чуть было не сказала, что все это баловство и шутки, но не успела: в сенях послышались шаги отца, и она уткнулась в книгу. С отцом не смела так говорить, как с матерью. Недавно отец сказал ей: «Ладно! Зиму потерплю твое безделье. Но если не сдашь в институт и не пойдешь работать, — убирайся на все четыре стороны!» С тех пор он стал малоразговорчивым, и Ника боялась его…

Только на минуту взгрустнула она, вспомнив про отца, про обиду, нанесенную матери. Но эту грусть вытеснила заманчивая мысль о том, как она будет докладывать Венкову о ферме. Она уж постарается не ударить в грязь лицом.

И на нее нашло то настроение беззаботности, когда все бывает мило.

3

В большом помещении с поперечными деревянными балками под шиферной крышей стоял полумрак, в котором смутно проступали два ряда столбов по краям бетонной дорожки. Вдоль стен тянулись тускло освещаемые решетчатые дощатые загородки. Там раздавалось чавканье и довольное похрюкиванье. Густой, застоявшийся, неистребимый запах навоза перемешивался с острым удушьем карболки.

Обходя лужицы с навозной жижей, Ника встретила в глубине свинарника человека, тесавшего топором жердь.

— Разрешите пройти.

Человек распрямился, повернулся к ней лицом, отступил в сторону и, видя, что девушка не трогается с места, дотронулся рукой до козырька кепки.

— Венков… Алексей Венков.

— Знаю. Я видела вас в селе.

Помолчали, разглядывая друг друга.

— А вас как зовут? — спросил парень.

— Ника.

— Наверное, полностью Веро-ника?..

— Не угадали.

Задорно откинув голову, Ника рассмеялась и весело зашагала по бетонному полу.

Заведующая фермой, Анна Семеновна, женщина лет сорока, с прямыми седыми волосами и темным пушком над верхней губой, выслушала Нику и, приоткрыв дверь дежурки, крикнула:

— Эй, девчата! Давай сюда! Ревизорша пожаловала, сейчас обследовать будет.

Свинарки, большей частью пожилые женщины, засмеялись:

— Это Клавка-то обследовать нас!

— Да она не знает, из какого места у свиней ноги растут.

Смех прокатился по всем закоулкам свинарника.

— Нет, девчата! Пускай обследует. Пускай! — Заведующая плотно села на скамейку, засунула руки в карманы халата. — С чего начинать изволите?

— С рациона кормления?

— С привеса?

— С опороса?

Выкрики свинарок были озорные до злости.

— Ознакомься с надоем свинячьего молока.

— А может, желаешь проверить, как хавроньи рожают?

Нику обижала нарочитая грубость женщин, ее коробило от каждого их слова. Она твердо, с достоинством сказала:

— Я не сама напросилась, председатель послал.

— Так вот ты и скажи председателю, чтобы людей дал на ферму.

— Лучше засучивай рукава да берись навоз выгребать. А то пришла обследовать. Подумаешь, ревизорша какая!