Никаких обязательств

Он не кривил душой: день выдался и впрямь напряженный. С утра обычная работа, только в ускоренном темпе, чтобы уложиться со всей текучкой до отъезда. Потом перелет, дорога к отелю, открытие фестиваля. Да и, помимо всего прочего, Саймон вообще не привык много пить. Нет, принципиальным трезвенником он не был, но, наглядевшись в детстве на глубины падения, до которых может довести человека выпивка, сделал для себя соответствующие выводы.

Они с Крисом еще немного поговорили о современных оформительских стилях, и тут Саймон снова увидел Дженифер. Она ловко опустила на край стола поднос с всевозможными десертами и принялась раздавать их по назначению. Саймон вновь невольно залюбовался — до того четко, быстро и красиво она это делала. Каждое движение ее отличалось отточенной, выверенной грацией балерины. Поразительно, что даже в таком нехитром на первый взгляд деле, как раздача тарелок, можно добиться подобного мастерства!

Джим заказал двойную порцию виски, кофе и взбитые сливки. Когда молодая женщина наклонилась, чтобы поставить заказ на стол, наглец нарочно потянулся навстречу и грубо провел пятерней по ее груди.

— Ага! Так под этими тряпками тебе все-таки есть чем похвастаться?

В глазах официантки вспыхнул гнев — яростный и жгучий. Однако вспышка угасла так быстро, что Саймон усомнился, не померещилось ли ему. А в следующую минуту вазочка со сливками в руках Дженифер дрогнула и опрокинулась. По розовой рубашке Кортни растеклось жирное белое пятно.

— Ах, какая же я неловкая! Сейчас принесу вам салфетку.

Да она же нарочно! Внезапное озарение привело Саймона в восторг. Вот это женщина!

Похоже, Джим тоже понял, что это не случайная оплошность. Багровея от ярости, он вскочил. Саймон встал вслед за ним.

— Джим, — негромко, но веско произнес он, — ты знаешь, «Уайлд-блюз-банд» меня не интересует, очередная бездарная группа. Но запомни вот что: еще один скандал за этим столом — и в Дублине их ждет полный провал. Понял?

Наступила зловещая тишина. Каждый из сидящих вокруг знал, что эта группа — новое любимое детище Кортни, в которое он вложил уйму денег.

Несколько мгновений Джим пытался испепелить неожиданного противника злобным взглядом, но потом сдался и, прорычав нечленораздельное ругательство, опустился на место.

Однако не он один метал на Саймона гневные взоры. Вторым, не менее убийственным, наградила непрошеного заступника Дженифер.

Не нужна мне твоя помощь, яснее ясного говорил ее взгляд. Взяв с сервировочного столика хрустящую накрахмаленную салфетку, она уже спешила к пострадавшему.

— Отель, разумеется, позаботится отчистить пятно, сэр.

И невозмутимо, как будто ничего не произошло, продолжила раздавать десерт.

Похоже, бесформенная и очкастая дурнушка официанточка все же могла похвастаться несколькими весьма существенными достоинствами. Например, находчивостью и самообладанием. Что ж, очко в ее пользу. Саймон одним глотком допил кофе и поднялся.

— Всем доброй ночи. До завтра.

Какого дьявола он тратит силы и время на защиту совершенно незнакомой девицы, которая мало того, что может сама за себя постоять, но еще и недвусмысленно дает понять, что помощь ей не требуется? Остынь, Саймон, посоветовал он себе. Ложись-ка лучше спать.

А чем еще можно заниматься в постели, где тебя ждут только подушка и одеяло? Столько дел навалилось в последнее время, что, расставшись с очередной подружкой, Саймон вот уже несколько месяцев никак не обзаводился новой. Пожалуй, пора озаботиться этим всерьез: сколько можно спать в одиночестве?

2

Стоя перед зеркалом, Саймон аккуратно завязал серовато-жемчужный галстук, одернул пиджак и смахнул с плеча приставшую нитку.

Хотя многие из участников фестиваля, люди творческие, позволяли себе некую богемную небрежность в одежде, он всегда носил строгие деловые костюмы. Не потому ли, что подсознательно считал их еще одной преградой, отграничивающей его от прошлого.

Саймон последний раз провел расческой по густым светлым волосам. Деталь внешности, нехарактерная для уроженца Ирландии. Впрочем, весьма возможно, что отцом его был какой-нибудь швед или датчанин, матрос со случайно зашедшего в порт корабля. Саймон не знал не только национальности, но даже имени своего родителя. Мать умерла, когда он был еще слишком мал, а из бесконечных попреков бабки было решительно невозможно извлечь что-то внятное. Саймон подозревал, что она и сама ничего толком не знала.

Из самых ранних воспоминаний детства он вынес обрывки довольно-таки сбивчивых и непоследовательных рассказов матери. Отец неизменно представал в них в ореоле непонятной, но сияющей славы. Порой Саймон воображал его героем-летчиком, порой — тайным агентом. Действительность грубо развенчала эти мечтания. Когда привычный мир мальчика рухнул после смерти матери, ворчливая бабка, отнюдь не осчастливленная перспективой взять на попечение «этого пащенка», не постеснялась открыть четырехлетнему внуку неприглядную правду.