Никаких принцесс!

Это у Дамиана, я так понимаю, вместо настенного ковра. Или шкуры медведя. Действительно, зачем демонологу шкура, если можно повесить на стену настоящего монстра?

Я перевожу взгляд на кровать, и мне делается тошно. Такое чувство, что Дамиан на ней кого-то вскрывал. Да, прямо на атласном черном покрывале, вышитом серебряными символами. Причем вскрывал неоднократно — потому что ошметки… м-м-м… плоти и… м-м-м… всего остального разбросаны по всему одеялу, а что-то валяется и на полу. Похожую картину я видела только у мясника да у крестной на кухне. Но даже они не додумывались делать это на кровати.

Зато под покрывалом лежит скелет чего-то, напоминающего миниатюрного динозавра. Мило так, трогательно лежит, как я обычно Самсона «спать» оставляю: голова на подушке, все остальное укрыто одеялом, чтобы без меня не простыл… Дамиан делает то же самое — со скелетом.

— Виола, кровать, — напоминает Габриэль.

И укладывает Дамиана рядом с этим «динозавром» — когда я, рывком и стараясь очень уж не смотреть, срываю с кровати покрывало вместе с его содержимым. Хочу выбросить и «динозавра», но тот неожиданно щелкает на меня зубами и поудобнее устраивается под вторым одеялом.

Да, мне нужно серьезно подумать, хочу ли я делить свою постель и Дамиана с… этим.

Залитая солнцем — когда я распахиваю тяжелые бархатные шторы, чтобы впустить в комнату свет и найти, где Дамиан держит воду, — комната выглядит еще омерзительнее. Пол покрыт пентаграммами весь: схема наслаивается на схему, потом на еще одну, так что уже непонятно, что там нарисовано. Погасшие свечи валяются повсюду, и все вокруг: мебель, найденный мною кувшин с водой, кожаная сумка и какие-то ящики, — все заляпано воском и кровью. И чем-то еще, цветным, тоже засохшим и вонючим.

Я торопливо открываю окно и впускаю в комнату еще и свежий воздух.

Габриэль с усмешкой следит за мной из темного угла (тут их полно).

— Что, принцесса, рассказать тебе, где прислуга держит щетки и метлу?

— Зачем? — Я сажусь на кровать рядом с Дамианом, достаю платок, макаю его в воду и принимаюсь обтирать моему демонологу лицо. Белый кружевной платочек тут же становится красным.

Габриэль улыбается.

— Уборка, принцесса. — И, когда я поднимаю на него удивленный взгляд, объясняет: — Во всех семьях волшебников, за которыми я наблюдал, женщины делают одно и то же. Обычно вам не нравятся пентаграммы на полу и кровь на кровати, несмотря на то что ваш муж, быть может, потратил на изобретение формулы целый месяц, сделал около тысячи расчетов и забил вашу любимую кошку… Именно поэтому демонологи так редко женятся.

— Хватит, — прошу я. — Это комната Дамиана, пусть сам в ней и убирается. Габриэль, ты можешь исчезнуть на часок?

Демон бросает на меня последний странный взгляд и пропадает, а я ложусь на кровати удобнее, скидываю туфли на пол и устраиваю голову Дамиана себе на колени.

— Фы-ы-ы-ы! — говорит летучая мышь — коврик надо мной. — Фы-ы-ы!

— Захлопнись!

Солнечный луч падает на лицо Дамиану, но ресницы не дрожат и — я только сейчас замечаю — грудь Дамиана не поднимается и не опадает в такт дыханию.

Я принимаюсь перевязывать его окровавленные запястья и никак не могу избавиться от мысли: а если он когда-нибудь уйдет в свой Астрал и не вернется? Мне туда дорога закрыта, разве что с помощью Габриэля, но, боюсь, это чревато последствиями. Одно дело — помогать по мелочи — это высший демон, быть может, еще воспринимает как игру. Но вот если я начну разбрасываться желаниями покрупнее, вроде «сделай и меня крутыми демонологом»? Ничего хорошего из этого точно не выйдет.

Может быть, мама права и нам с Дамианом действительно не по пути? Мы же разные: вот он черный цвет любит, а я — сиреневый и зеленый. У него комната насквозь пропахла смертью, моя — цветами и сладостями. Я в детстве никогда не оперировала никого крупнее дождевого червя (и не напоминайте мне об этом никогда!), а Дамиан, вон, монстра над кроватью вешает. Я люблю свою сестру, а Дамиан завидует брату. И этот список можно перечислять долго, и все равно получится одно: мы разные.

Что мне в нем так нравится, кроме его, безусловно, соблазнительной внешности? Что он снял с меня проклятие? Да, после этого моя жизнь стала интереснее, но почему-то не счастливее и не радостнее. И не благодарность ли я принимаю за любовь? Мое сердце не замирает, когда я его вижу, — а все книги и фильмы говорят, что должно. Я не думаю о нем постоянно, когда он не рядом. Мне без него не так уж и плохо.

А правда ли я его люблю? Да, Дамиан мне дорог, он милый и заботливый — но разве этого достаточно?

Передо мной сейчас весь мир и любой принц, хоть трижды прекрасный, любой рыцарь, любой… Да кто угодно! С такой внешностью, как у меня, с этими моими чарами… Зачем мне демонолог со скелетом в кровати?

Мы ведь можем остаться просто друзьями.

Я вздрагиваю, когда рука Дамиана неожиданно сжимает мою. Он вздыхает — глубоко и тяжело. И только потом открывает глаза.

— В-виола?

Я просто смотрю на него, а Дамиан, с трудом сфокусировав на мне взгляд, переводит его на окно:

— Уже утро?!