Тогда мы друг друга не знали, и я готова была сбежать от остроухого маньяка на край света, а то и оставить его где-нибудь в снегу, прикопав для надежности.
— Уговорил, не трону уши. И другие важные части тела, — уткнулась носом в плечо, вздрагивая от смеха.
— Уже скоро я выяснил, что девочка, которая так пылко меня целовала, не имеет никакого отношения к дочери человеческого купца. А захваченный полукровка подручный радостно рассказал обо всех аферах своего хозяина.
— Дело уже закрыто. Выяснили все, что могли, — спокойно продолжил Ллиошэс, — оборотню грозила серьезная опасность, человек планировал сначала с помощью наемницы вытянуть из клана все, что только возможно, — да, я кажется, уже слышала что-то подобное… — а потом сама наемница бы однажды легла спать – и не проснулась. Ах, какое горе. В её смерти обвинили бы мужа, он бы, одурманенный, признал вину, и…
— Но тут пришел ты, — я скрыла улыбку.
Пришел и спас оборотней, заполучив сильный клан в должники. А что сталось с предприимчивым купчиной… представляю, но думать об этом не хочу.
С души камень упал.
— А что с самой Даршаной?.. – Вспомнила, что попала в ту ситуацию только из-за того, что наемница где-то сгинула.
— Девице сильно повезло, — хмыкнул равнодушно Ллиошэс, — она за день до бала столкнулась на улице уже с другим оборотнем, и он унюхал в ней свою пару. Оборотень медведь, так что… когда её нашли, бывшая наемница была уже беременна. У мохнатых с этим быстро. Теперь никуда не денется, и проблем избежала – своих жен оборотни никогда не выдадут.
— Значит, эта история окончательно закрыта? — Я чувствовала, как длинные ловкие пальцы пытаются избавить меня от платья.
— Бесповоротно, Дайана, — губы обожгли поцелуем, — а теперь готовься к балу. Я оставлю тебя на некоторое время. Совсем небольшое… К тебе скоро придут друзья. И я очень надеюсь, — мужчина сделал несколько шагов к двери и одарил меня короткой усмешкой, — что вместе вы не успеете ничего натворить.
Он вышел, плотно закрыв за собой дверь, а я осталась. Немного растрепанная, смущенная, зацелованная. Влюбленная. Счастливая.
Чехол отлетел в сторону. Мягко мерцала в дневном свете ткань платья из сказки. Совсем не такого, в которое меня облачили на моем первом балу. В нем не было излишней роскоши. Кричащей дороговизны.
И все же оно было воздушной мечтой, сотканной, казалось, лапками искусных паучих-плетельщиц. Я прижала руки к груди.
За стенами общежития раздался оглушительный грохот фейерверка.
Начинался последний бал Новогодья.
Казалось бы, совсем немного времени прошло с моего появления в этом мире. Но все изменилось в единый миг.
И пусть за окном плещет стужа, пусть стучит мороз и разрисовывает окна в Академии Пределов иней. Нет ничего дороже для меня, чем когтистые пальцы в моей руке и острая улыбка. И ничто не согреет лучше искр в багровых глазах.
Пусть хранят тебя все силы этого мира, мой хранитель. А я сохраню твое сердце.
Бал! Бал! Бал!
Праздник, на котором согреются все сердца! Он тонким кружевом искристой зимней ночи скоро укроет землю…
И тихим шелковым шагом войдет в этот мир настоящая зимняя сказка, где будет неважно, кто ты – адепт или магистр, аристократ или дочь булочника, нелюдь или человек…
Снег падает яркими светлыми хлопьями и переливается.
Здравствуй, счастье мое багряное. Все только начинается…
Эпилог. Часть 1.
С тихим звоном разлетелись в разные стороны серебристые узорчатые снежинки, мгновенно меняясь в воздухе на длинные ветви, увенчанные набухшими зелёными почками.
Зима сменяет весну. Весна сменяет зиму. Все возможно, если это – магия бала.
Рядом важно выступал Микеланджело, ревниво косясь на черного как смоль драк-кота, явившегося на бал вместе с Ллиошэсом. Как же, конкурент на хозяйское внимание!
Когтистая перчатка бережно сжимала мою ладонь, когда муж – подумать только, деймар мой муж! – вел меня в танце.
Я отдавила ему пару раз ноги, но меня обещали простить после того, как я подарю несчастному обездоленному эльфу крови несколько ну очень жарких поцелуев.
Бал был в самом разгаре. Мелькали платья, жилеты, нарядные камзолы. Тихо звенели морозные узоры на окнах и потолке, шуршали еловые ветви. Воздушная ткань моего платья золотилась в свете магических шаров.
Сердце дрожало в груди, голова кружилась, а в душе сплетались два клубочка: теплый и ледяной, от эмиссара Стужи.
Ректор, эмиссар Метели, чье имя в стенах Академии упоминали не слишком часто, уже произнес торжественную речь, поздравив всех с наступлением Перелома и с праздником, который знаменовал собой первые проводы зимы.
В памяти остался только затаенный шёпот адептов, когда Ллиошэс Норитэли шагнул под своды зала под руку со мной.
Ещё – Моэри. В паре с Маруной, одетой сегодня в изумительное шелковисто-изумрудное платье, оттеняющее ещё темноватую кожу и заострившиеся уши.
Лицо Марны приобрело за эти дни некую томную резкость, в глазах то и дело вспыхивал незнакомый мне азартный огонек.
– Кровь трау. Магии наелась после настоя чаххи, вот натура отца и берет свое, – хмыкнул муж.