Никейское и посленикейское христианство. От Константина Великого до Григория Великого (311 — 590 г. по Р. Х.)

Победа никейской веры, которой Григорий так способствовал внутри имперской столицы, была ознаменована известным эдиктом нового императора Феодосия в феврале 380 г. Когда император 24 декабря этого же года вступил в Константинополь, он сместил арианского епископа Демофила вместе со всем его клиром и передал кафедральную церковь[1979] Григорию со словами: «Храм сей Божий своей рукой вверяю тебе в награду за твои муки». Народные массы требовали, чтобы Григорий стал их епископом, но он решительно отказался. На самом деле, он не был еще освобожден от служения в своих епископатах Назианза и Сазимы (хотя в последнюю должность никогда не вступал формально); освободить его мог только синод.

Когда Феодосии для формального решения богословских споров созвал знаменитый вселенский собор в мае 381 г., Григорий был избран на этом соборе епископом Константинополя и с великими торжествами был введен в эту должность. Уже как епископ Константинополя он в течение какого‑то времени председательствовал на соборе.

Когда прибыли египетские и македонские епископы, они стали оспаривать это назначение, ибо, согласно пятнадцатому канону Никейского собора, Григорий не мог быть перемещен с поста епископа Сазимы на другой, хотя, конечно же, реальной причиной несогласия могло быть то, что избрание произошло без них, а может быть, Григорий был неприятен им как решительный проповедник праведности. Это глубоко его задело. Ему не нравились и страсти спорящих партий на соборе, так что он отказался от поста со следующим замечательным заявлением:

О чем бы ни решило позже это собрание насчет меня, я предпочел бы попросить вас думать о более возвышенных вещах. И я молю вас сейчас: будьте едины и воссоединитесь в любви! Неужели мы всегда должны быть только правы и воодушевляться только одной вещью — духом раздора? Дайте друг другу руки, как братья. А я буду вторым Ионой. Я отдам себя ради спасения корабля (церкви), хотя и неповинен в возникновении шторма. Пусть жребий падет на меня, и бросьте меня в море. Гостеприимная рыба из бездны примет меня. С этого начнется ваше согласие. Я неохотно восходил на епископский престол и с радостью теперь покидаю его. Даже мое слабое тело советует мне сделать это. Один только долг я должен уплатить: смерть; это мой долг перед Богом. Но, о Троица! из‑за Тебя только я печалюсь. Будет ли у Тебя способный человек, смелый и ревностный, который защищал бы Тебя? Прощайте, помните мои труды и мои мучения.

В знаменитом благословении, произнесенном им перед собранием епископов, он рассказывает о том, как управлял церковью, описывает былое унижение и текущий триумф никейской веры в Константинополе и свое участие в этих великих переменах, за которое он просит только об одной награде — отдыхе, призывает своих слушателей к согласию и любви, потом покидает Константинополь, обращаясь к нему и прежде всего к своей любимой церкви со словами:

А теперь прощай, моя Анастасия, которая носит такое святое имя; ты снова превознесла нашу веру, некогда презираемую; ты — наше общее поле победы, наш новый Силом, где мы вновь установили ковчег завета после того, как сорок лет носили его в блужданиях по пустыне.