Никита Хрущев. Пенсионер союзного значения

Я поехал в Баковку, где жил Луи. Начинать разговор я не спешил, да и не знал, как произнести первые слова. Этот разговор отделял мою «легальную» жизнь от «нелегальной». Мне было здорово не по себе. Неизвестно, чем это могло кончиться: арестом, ссылкой? Думать о последствиях не хотелось. Болтая о пустяках, мы спустились в сад и через калитку вышли на соседний пригорок. Здесь, вне дома, мы оба чувствовали себя спокойнее.

Когда мы остались вдвоем, Виталий Евгеньевич неожиданно сам заговорил о публикации мемуаров за рубежом, осторожно, походя, в общих словах: «Хорошо бы… А так они сохранятся для мира и потом вернутся в Россию… Когда созреют условия…» Я молча слушал. Первый шаг сделан, и не мной, — уже легче.

Когда пришел мой черед, я сказал примерно следующее:

— Работа над мемуарами в самом разгаре, а вернее — начале. Далеко не весь текст надиктован, еще меньше расшифровано и отредактировано. Работы еще на несколько лет, нам нужна не сенсация, а законченный труд. О публикации сейчас нечего и думать. Но есть другая проблема, на сегодня более важная, — сохранность материала.

— Ну ведь ты не дурак. У тебя должна быть не одна захоронка, — отреагировал Луи.

Он, конечно, догадался, куда я клоню, но хотел, чтобы я сам высказался до конца.

— Хотелось бы найти место понадежнее, как в швейцарском банке, — пошутил я. — Никогда не знаешь, насколько «Они» тщательно будут искать, и всегда есть опасность, что найдут.

— Да, скорее всего, найдут. Это «они» умеют, — подтвердил Виталий Евгеньевич.

Дальше тянуть не имело смысла.

— Я хотел тебя попросить сохранить копию. Для этого надо ее вывезти за рубеж, может, в Англию. Ведь там у твоей жены Дженни — мама.

— Сундук тещи не самое надежное место, — отпарировал Луи.

— Можно найти и понадежнее, — продолжал я. — Главная проблема — как вывезти.

— Дело непростое, но решаемое. Конечно, потребует соответствующих затрат, — перешел к делу Виталий Евгеньевич.

— В случае публикации гонорар будет очень большим, а мы заинтересованы в сохранении материала, а не в получении денег, — быстро отреагировал я. — Все практические вопросы обсудим позже. Я уже сказал, что сегодня речь идет не о публикации, а о безопасности.

— В денежных вопросах лучше иметь ясность заранее, — задумчиво, но твердо проговорил мой собеседник.

— Не это главное. Мы согласимся на любые варианты. Понятно, что такое дело требует больших затрат. В конце концов в денежных делах последнее слово останется за тобой, — внес я окончательную ясность.

— Хорошо, я сделаю все что возможно. Думаю, дело уладится. А Никита Сергеевич знает? Он тебя уполномочивал? — задал он вопрос.

— Нет, но у нас договорено, что за безопасность отвечаю я. Не надо его впутывать в это дело, — не раздумывая ответил я.

— Это ваши дела. Я постараюсь все устроить, — проговорил Луи, — но публикацию лучше не затягивать. Через десять лет в мире забудут, кто такой Хрущев. Придут новые люди. Тогда опубликование мемуаров не вызовет такого интереса, как сейчас.

— Мы идем по второму кругу, речь о сохранении рукописи, а не о ее публикации. Мы же договорились, — рассердился я.

— Да, конечно, — не стал настаивать Виталий Евгеньевич.

Когда я рассказал о разговоре отцу, он после короткого обсуждения согласился, что доверяться до конца посреднику не следует, чем меньше он будет осведомлен, тем лучше. Пусть он знает меня одного. Не умолчал я и о разговоре с Луи о публикации, подчеркнув, что категорически отверг его предложение. На этом разговор с отцом оборвался, развивать эту тему он не стал.

Через несколько дней я привез на дачу Луи в запечатанной коробке магнитофонные бобины и отредактированный мною текст.

— Так дело не пойдет. Я должен видеть, что повезу, — обиделся Виталий Евгеньевич.

На секунду я заколебался, картонная коробка из-под печенья, плотная коричневая упаковочная бумага, опоясывавшая все это веревка создавали некую иллюзию сохранности содержимого от чужих глаз. Конечно, только иллюзию. Материалы уходили в чужие руки, и запечатаны они или нет, не имело больше никакого значения. Вообще, увижу ли я их когда-нибудь? Я раскрыл коробку, Луи осмотрел ее содержимое, пересчитал кассеты и снова закрыл.

— Теперь все в порядке, — сказал он и спрятал коробку в большой резной шкаф черного дерева.

Мне стало не по себе. С этого момента все начиналось на самом деле. Разговоры кончились.

Прошло какое-то время. Луи уехал за границу, и известий от него не приходило. Через месяц он вернулся.

— Всё в надежном месте. Только не спрашивай, как я это сделал. Это моя тайна. Конечно, я провез груз не в чемодане, — весело рассказывал он, — теперь ОНИ в сохранности не у тещи — в банковском сейфе. Туда никто не доберется.

В очередной приезд на дачу я все подробно пересказал отцу. В ответ он кивнул головой. После этого новые порции материалов по мере готовности перекочевывали в заграничный сейф.

Прошло какое-то время, и отец вдруг вернулся к теме публикации мемуаров за границей. Видимо, он много раздумывал, взвешивал, пытался угадать, что же ждет нас в будущем.