Никита Хрущев. Пенсионер союзного значения

Среди «комсомольцев», людей Шелепина, выделялся своей активностью Николай Григорьевич Егорычев, сорокачетырехлетний секретарь Московского областного комитета партии. Егорычев входил в число тех, кому власть и так шла в руки, ведь отец намеревался передать ее молодым, но тот не хотел ждать, рассчитывал получить все и сразу. Егорычев, в отличие от Миронова, не осторожничал, старался охватить, как можно больше потенциальных союзников, но судьба в лице Семичастного его хранила. Он склонил на сторону заговорщиков «президента Академии наук Келдыша, министров Вячеслава Петровича Елютина, Анатолия Ивановича Костоусова, Евгения Федоровича Кожевникова, председателя Исполкома Ленсовета Василия Яковлевича Исаева, Первого секретаря Ленинградского горкома партии Георгия Ивановича Попова, вице-президента Академии наук Владимира Алексеевича Кириллина».

А вот Суслов (с ним Егорычев заговорил в июне 1964 года в Париже, где они оказались вместе в составе советской делегации) от обсуждения опасной темы уклонился. Также как и Первый секретарь ЦК партии Литвы Антас Юозович Снечкус (с ним Егорычев безрезультатно пытался установить контакт в августе 1964 года в Паланге, куда специально приехал для «наведения мостов»).

Не повезло Егорычеву и с секретарем Ленинградского обкома Василием Сергеевичем Толстиковым. Тот, по словам Николая Григорьевича, так и не понял, о чем идет речь, и убеждал его, что «Хрущев — молоток!».

«К моим доводам Толстиков остался глух», — заключает Егорычев.

«Откровенно негативно к планам смещения Хрущева отнесся Михаил Авксентьевич Лесечко, заместитель Председателя Совета Министров СССР, — продолжает Егорычев, — я его хорошо знал еще по работе в райкоме партии, он у нас в районе директорствовал на заводе Счетно-Аналитических машин. В беседе со мной он сказал: “Имей в виду — лучше после Хрущева не будет”».[5]

Особую роль играли Николай Григорьевич Игнатов, но о нем речь пойдет дальше, и Устинов, тоже сталинист, старый знакомый Брежнева, после войны он курировал строительство ракетного завода в Днепропетровске, где Леонид Ильич возглавлял областную партийную организацию. Дмитрию Федоровичу поручили вербовать сторонников среди промышленников.

Как видим, команда подобралась солидная и подготовку они вели основательно. С одними говорили открыто, других лишь осторожно прощупывали, третьих решили до поры не посвящать в дело. Ведь любая утечка информации грозила крахом всему замыслу. Дата окончательного решения не была определена. В одном сходились все — завершить дело надо к концу этого года.

Брежнев и иже с ним «работали» не с одними членами Центрального Комитета, по мере возможностей они готовили общественное мнение, предпринимали все для дискредитации Хрущева в стране. И, кажется, все для этого делалось. В регионах, с руководителями которых удалось найти общий язык, из магазинов исчезали продукты, предметы первой необходимости. Выстраивались многочасовые очереди за любыми товарами, в том числе и за хлебом. Полки должны были заполниться снова только после устранения от власти «источника всех бед», буквально на следующий день.

В этом свете вызывала опасения повестка дня предстоящей сессии Верховного Совета, открывавшейся в понедельник, 13 июля.

Отец давно вынашивал вопрос об установлении пенсий колхозникам. Это был не только экономический, но и крупный политический шаг. Тем самым они приравнивались к рабочим, обретали равный со всеми социальный статус. Одновременно он хотел решить и другой больной вопрос: увеличить мизерные ставки учителям, врачам и работникам, занятым в сфере обслуживания.

И пенсии, и прибавки были невелики, особенно по нынешним меркам, но и на них средства отыскать было очень трудно. В начале года отец проводил многочасовые разговоры со специалистами, руководителями ведомств. В результате деньги наскребли, и он готовил обстоятельный доклад к предстоящей сессии.

Отменить или затормозить принятие этих решений было невозможно. Слишком долго и подробно готовился вопрос. Подходящего предлога не находилось. Брежнев и его команда нервничали. Ход их рассуждений, очевидно, был прост: «Хрущев, сделав доклад, опять свяжет свое имя с мероприятиями, обеспечивающими улучшение условий жизни многим людям. Это поднимет его популярность, сильно подмоченную повышением в 1962 году цен на мясо, молоко и масло. Как себя поведут люди при его устранении, предсказать трудно…»

Эти опасения были не слишком обоснованны, но они, вероятно, были. Тем не менее изменить им ничего не удалось. Вопрос остался в повестке дня.