Никита Хрущев. Реформатор

1954 год

Целина

Первый Новый год после Сталина встретили звоном бокалов на пышном приеме в Георгиевском зале Кремля. На следующий день там гремела музыка молодежного бала. В святая святых, куда еще год назад пропускали только по специально оформленным в управлении Охраны пропускам только самых проверенных и доверенных, москвичи шли косяками по приглашениям, полученным от своих профкомов. В залах Большого Кремлевского дворца пели, танцевали, дурачились на еще недавно пустынных кремлевских площадях, фотографировались рядом с Царь-пушкой.

А вот руководству страны было не до веселья. Решения сентябрьского Пленума ЦК так и не ответили на самый насущный вопрос, где взять хлеб, не в перспективе, а не позднее урожая 1954 года. Закупить его за границей и не мечтали, страна жила в экономической блокаде, Запад нам ничего не продавал и ничего у нас не покупал. Да и покупать было не на что, нефти не хватало на собственные нужды, а золото берегли на случай войны. О том, что американцы могут напасть в любой момент, тогда беспокоились всерьез. Свои планы атомных бомбардировок Советского Союза США особенно не скрывали. С 1945 года их разработали множество: Бройлер, Фролик, Хэрроу, Чариотир, Троуджен, Хафмун, Флитвуд, Даблстар. 27 января «1952 года американский президент Гарри Трумэн открыто заявил: «Мы уничтожим все порты или города, для того чтобы достичь наших мирных целей. Это означает всеобщую войну: Москва, Санкт-Петербург, Мукден, Владивосток, Пекин, Шанхай, Порт-Артур, Дайрен, Одесса и Сталинград, все промышленные предприятия в Китае и Советском Союзе мы сотрем с лица земли. Это — последний шанс для советского правительства решить, заслуживает ли оно того, чтобы существовать или нет!»

О какой торговле можно говорить в таких условиях?

Поднять урожай на старых землях (в 1953 году там собрали 7,8 центнера зерна с гектара) возможности не было, удобрений практически не производилось и средств для строительства новых заводов не имелось. А если бы они и нашлись, то ввода предприятий в строй пришлось бы дожидаться не менее пяти лет, пока их спроектируют, пока построят, пока наладят. Оставалось одно — найти непаханую землю, много земли, которую можно засеять уже весной, с тем чтобы осенью собрать первый урожай, выпечь первый хлеб.

Отцу вспомнились дни его молодости, и тогда на Руси маялись вопросом, где взять хлеб? Возглавлявший царское правительство в начале двадцатого века Сергей Юльевич Витте, а затем в 1906 году сменивший его на этом посту Петр Аркадьевич Столыпин, обратили свой взор на восток. В Центральной России крестьяне, получившие в 1861 году волю, ссорились из-за каждой десятины, а там, в Южной Сибири, Казахстане, на Дальнем Востоке — земель немерено, и каких земель — девственного чернозема!

Под нажимом сверху, со скрипом, неохотно крестьяне двинулись на восток. Сначала посылали разведчиков, а по их возвращении, посоветовавшись и посомневавшись, самые смелые семьями снимались с насиженных мест, продавали дома, складывали добро на телеги и уезжали… В никуда…

Потянулись в Сибирь, на целину и односельчане отца, уезжали из родной Калиновки и исчезали из вида навсегда. Отцу тогда исполнилось 14 лет, ему запомнилось, что «переселение шло болезненно. Выбирали ходоков, среди них оказался и муж сестры моей матери. Они заранее ездили, смотрели земли и условия, в которых предстояло жить переселенцам. Им понравилось — земли столько, сколько глаз видит, можно брать, сколько хочешь. Сколько осилишь. Мои родственники выехали в Сибирь в 1908 году. Помню, как семья сестры моей матери уезжала в чужие края. Поехало много крестьян-переселенцев и из других деревень Курской губернии».

Всего к 1910 году в поисках лучшей доли покинули насиженные места около миллиона трехсот тысяч человек.

Уезжали, осыпаемые проклятиями односельчан, считавших переселенцев изменниками, разрушавшими вековую сельскую общину, в которой один за всех и все за одного, всем миром платят подати царю, всем миром помогают попавшим в беду, всем миром радуются, но чаще — всем миром голодают. Отъезжавшие ослабляли общину, что не могло не вызвать у остающихся разочарования и гнева, порой доходившего до ненависти, до смертоубийства отступников.

Всеми силами противились переселению и помещики-землевладельцы. Вечно голодные малоземельные крестьяне, не способные прокормиться со своих наделов, поневоле шли к ним на поклон, за бесценок обрабатывали их поля, собирали их урожай, ссыпали в закрома зерно, уходившее за большие деньги на экспорт в Европу. Отец вспоминал, как он, еще подростком, батрачил сначала у одного помещика-генерала, затем у другого, по фамилии Васильченко.

Теперь даровому, мало чем отличавшемуся от крепостного труду приходил конец. За счет отъезжающих наделы оставшихся увеличатся, на барские поля их не заманишь, разве что за «настоящую» оплату. Сверхприбылям от экспорта дешевого, почти бесплатного зерна придет конец.