Никита Хрущев. Реформатор

На одной из границ совхозов к машине Хрущева подошла высокого роста женщина лет пятидесяти по фамилии Гуревич. Как выяснилось — выпускница Ленинградского сельскохозяйственного института. Она уже десять лет работала на целине, возглавляла один из крупнейших совхозов. Под ее началом трудились чуть ли не десять тысяч мужиков. Хрущев очень обрадовался, когда услышал все это. Тут же обратился ко мне: “Ты перевел лорду, какие у нас есть женщины?” Вот, дескать, какая — десять тысяч мужиков в кулаке держит! И притом одна из лучших директоров по всем показателям.

Гуревич села в машину, и мы продолжили наш путь. Она рассказывала о достижениях совхоза, без запинки сыпала цифрами. Хрущев улыбался. С гордостью поглядывал на гостя. И урожай хороший, и с животноводством в порядке, и люди живут все лучше и лучше.

Подъехали к полевому стану. Там раскинули огромный шатер, в котором уже были накрыты столы. Хрущев недолго побыл за столом, спешил к поезду. В вагоне Томсон взял у него интервью. Это была последняя беседа Хрущева с западным журналистом. Хрущев выглядел крепким, бодрым и очень энергичным.

И кто бы мог подумать, что через каких-нибудь два месяца его верные соратники напишут в официальном сообщении о Пленуме ЦК, что этот человек освобожден от всех занимаемых должностей в связи с преклонным возрастом и ухудшением состояния здоровья».

Такое вот лирическое отступление. Оно позволяет понять чувства отца в предшествовавшие отставке месяцы.

Бараев с Наливайко продолжают спорить

Поездка по целине завершилась посещением Института зернового хозяйства и многолюдным совещанием в Целинограде. В институте возобновился давний спор Бабаева с Наливайко: нужны ли на целине чистые пары, а если нужны, то сколько. Напомню, в начале года чаша весов склонилась в сторону Бараева. На февральском Пленуме ЦК Бараеву предоставили слово, а его противника, алтайского агронома Наливайко туда вообще не пригласили. Он на время затих, но потом оправился и начал бомбардировать отца письмами, пересыпанными цифрами-фактами, подтверждающими его правоту. Бараев, в свою очередь тоже времени даром не терял, из его писем, тоже весьма обстоятельных, следовало, что правда на его стороне. Сражались два ученых, две научные школы, и не в одиночку, у каждого за спиной стояли научные учреждения, они ссылались на десятки проведенных экспериментов, вот только выводы Бараев и Наливайко делали взаимоисключающие.

«В то время большинство ученых и специалистов не только сомневались в преимуществах безотвальной обработки, но и были уверены в ее несостоятельности, вели решительную борьбу против новой идеи, — пишет аграрий Федор Тимофеевич Моргун, в 1964 году работавший в Кокчетавской области, а затем в Целинном крае. — Бараев настаивал на необходимости массового перехода на безотвальную обработку почвы, введения в структуру посевных площадей 25–30 процентов чистых паров, многолетних трав. Многие известные в стране ученые и академики резко критиковали Бараева».[90]

Федор Тимофеевич запамятовал, вернее, в памяти у него совместились два разновременных периода.

Спор о преимуществах традиционной для России пахоты, при которой выворачивается наружу нижний слой почвы, и безотвальной пахоты, когда вместо плуга применяют лущильники-культиваторы, разрезающие верхний пласт чернозема и не нарушающие структуру почвы, происходил ранее и не совсем так. За безотвальную обработку сражался не столько Бараев, сколько Мальцев и не с Наливайко, а с Лысенко, и не в 1964, а в 1954 году. Ко времени, о котором идет речь, «безотвальщики» победили, засуха 1963 года поставила в этом споре точку. Там, где землю лущили, пыльные бури не столь разрушительны, засушливому ветру труднее поднимать почву в воздух. К слову, американцы теперь тоже не пашут, а культивируют почву. К этому заключению они, как и мы, пришли после своих пыльных бурь, прокатившихся по Среднему Западу США в 1930-е годы.

Так что к 1964 году спор пахать или лущить уже отходил в прошлое, а вот борьба двух научных школ вокруг черных паров к лету 1964 года разгорелась с новой силой. Бараев стоял на своем: «Для предотвращения эрозии почвы одних лущильщиков недостаточно, необходимо травополье, в отсутствие гербицидов против сорняков имеется только одно эффективное средство — чистые пары».

Наливайко доказывал обратное, и не менее аргументированно, ссылался на многолетние эксперименты, проводившиеся не только на его опытной станции, но и во многих целинных хозяйствах.

Спор выплеснулся за научные рамки. В него, вслед за аграриями, включились люди от сельского хозяйства весьма далекие.

Процитирую еще раз воспоминания Суходрева: «Едем дальше, — я воспроизвожу его рассказ о поездке вместе с лордом Томпсоном по полям целинного совхоза, — вдруг Хрущев становится мрачнее тучи. Кончилось одно поле, началось другое, и на нем ни колоска пшеницы. Тут даже у меня сердце екнуло. Уж совсем я не специалист, а чувствую — пары…

Хрущев дал команду остановить машину.

— А это что такое? — обратился он к Гуревич.