Никита Хрущев. Рождение сверхдержавы

И еще один, уж совсем деликатный аспект — мои награды. Кстати, я их получал и после вынужденного ухода от Челомея. Мне придется разочаровать недоброжелателей отца, он к награждениям касательства, даже косвенного, не имел. Свои медали и ордена я получал за сдачу на вооружение тех или иных ракет, вкупе со многими сотнями моих коллег. Последний раз меня включили в списки более чем шести тысяч награжденных за ракетное перевооружение флота. Звание Героя Социалистического Труда получила тогда не одна сотня ракетчиков, приборостроителей, кораблестроителей, атомщиков. Согласно действовавшим правилам, награждали не только главных, но по всей служебной иерархии, сверху вниз, вплоть до рабочих. Каждой организации выделялось определенное количество «знаков» (так в обиходе называют награды) различного достоинства, а уж там сами решали, кого включить в список. Представления шли бюрократическим чередом: из ОКБ в Министерство, из Министерства в Оборонный отдел ЦК, из ЦК в Президиум Верховного Совета. Визы отца на проектах Указа не требовалось, и ему об их прохождении вообще не докладывали.

О награждении отец узнал задним числом, когда Брежнев уже вручил нам всем в Кремле звезды Героев. Отец дома поздравил меня, даже выпил по этому случаю рюмку коньяку. Однако при очередной встрече с Челомеем в моем присутствии он резко выговорил ему за мою звезду, сказал, что тем самым его поставили в неудобное положение. И Владимир Николаевич, и я пережили несколько неприятных минут.

Обсуждать, заслуженно или незаслуженно меня наградили, достоин или недостоин я, бессмысленно. Всякий раз, когда выделенных организации «знаков» на всех не хватает, субъективно находятся обиженные, считающие себя более достойными. Такова жизнь. Не скрою, своими наградами я гордился и горжусь. У меня набрался целый «иконостас». Ордена и медали я не надеваю, повесил их в рамочке под стеклом на стену, показываю гостям.

Идеи отца о коренной реорганизации армии в последующие годы не поминались ни словом. Их даже не критиковали. Срочно наращивались мощности по выпуску самолетов, восстанавливалась авиация. На верфях возобновили строительство военных надводных кораблей: крейсеров, эсминцев. Подобрались и к авианосцам. Флоту становилось тесно в прибрежных морях, и он, по примеру заокеанских партнеров, устремился к иным берегам. Сначала в Средиземное море, а затем дальше. Во сколько миллиардов нам обошлась демонстрация флага, на который никто ни разу всерьез не обратил внимания, теперь не скажет никто. В миллиарды? Десятки миллиардов? Сотни?

Танки стали считать десятками тысяч. Самолеты тоже. Ракеты — тысячами. О боеголовках я уже писал. Их хватит на всех нас… Один умный человек, которому по долгу службы приходилось заниматься планированием вооружений, как-то с горечью заметил: «Мы вооружаем армию так, как будто собираемся завтра воевать». И действительно, какой здравомыслящий человек может вообразить, зачем производится такое огромное количество вооружения, если его не намереваются вскоре пустить в ход. Подобное противоречило всякой логике. В том-то и штука, что не всякой. Искаженная логика вышедших из-под контроля ведомств способна и не на такое.

Август 1989 — февраль 2010