Никивака и другие

Мы выходим на улицк, в темноту, я подхожу к кустам под его окном, с ним на руках, и отодвигаю их.

–Посмотри, видишь? Никого, – для верности мы еще повыгоняли монстров из-под кустов.

Ребенок успокоился. Я вернулась в дом, положила его в кроватку, и он заснул.

Всем родственникам пугать было строго запрещено. Правда на бабушку это так и не подействовало, не может она не пугать… А подруга мне долго Бабайку вспоминала.

История о Тобике.

Катя маленькая очень любила иногда поплакать. Как говорила наша няня, у нее все так хорошо, что для баланса ей нужно найти повод и поплакать. Например, взять книжку, где нарисован котенок, и начать плакать о судьбе несчастного котенка, потерявшего маму. Потерялась ли его мама, история умалчивает. Она сама придумывала грустные истории: больше поводов плакать у нее не было. Она была абсолютно не капризная. К ее рождению я уже достаточно поумнела, чтоб не издеваться над ребенком ненужными запретами, необходимостью есть, причем то и тогда, когда мне надо и прочими развлекухами. Я предоставила ей расти и развиваться в безопасной для нее обстановке, не вереща от ужаса при ее попытке засунуть палец в розетку (ну просто потому, что даже ее крохотный девчачий пальчик туда не пролезет при всем желании, и уж лучше она сейчас потеряет к ней интерес, чем через год, когда попытается засунуть туда уже какие-нибудь предметы). Попытки родственников повоспитывать ее я тоже пресекала, что кстати дало потрясающие результаты. Оказывается, ребенок, выросший без глупых запретов и ограничений, но само собой внутри рамок, необходимых для безопасности и роста, становится ответственным, чувствующим и способным к эмпатии.

Как-то лет в шесть, Катя из бумажек сделала конфетки, закрутила по бокам, наподобие фантиков. На этом она не остановилась и нарисовала на них рожицы. Назвала их Тобиками. Точнее Тобик был первым, а дальше его семья и друзья. Поиграла какое-то время и оставила у кровати. Тогда к нам приходила убираться женщина одна. Она решила, что это мусор… Катя сразу и не заметила. А вот ночью ей видимо что-то приснилось. Она проснулась. и тут я слышу рев. Прибегаю:

– Тобики пропааалииииии…

Я-то понимаю, куда они пропали, но сказать правду означало получить детское горе до утра. Я начинаю придумывать истории, что они пошли гулять, или отдыхать поехали. Но она уже решила, что хочет поплакать…А я хотела спать. И надо было что-то делать. Тогда я начала делать новых тобиков. Но после всхлипа: «нееет, это не Тобик», я придумала, что это его брат. Он приехал погостить к нам, пока сам Тобик отдыхает. Такой обмен диванами. Постепенно она успокоилась. Я тогда попросила ту женщину не выбрасывать ничего из ее комнаты.

Как-то уже несколько лет спустя ей стало жалко какую-то лягушку. Прямо так жалко, что настроение испортилось и чуть не плакала. Тогда перевели все в шутку, но эта лягушка стала на какое-то время нарицательной.

Как Вася учился говорить.

Когда Васька родился, я была спокойна как танк. Мне казалось, что у такого крупного красивого ребенка просто не может быть проблем. Да и у нас уже была замечательная доктор.

–Клибсиелла со стафилококком, да ничего страшного!

– Многие мамы у меня уже б в истерике бились, – удивленно смотря на меня, говорит Ирина Васильевна.

– Ну вы ж у нас есть, все вылечите! – с радостным оптимизмом заявляю я.

Ишемическое поражение мозга – да фигня, у Никиты тоже проблемы были, все же в порядке, доктор же есть. И доктор, слава богу, лечила. Учитывая это поражение, питали, «кровообращали» и пр. мозг, хотя с виду это был самый здоровый ребенок. Кровь с молоком, спокойный улыбающийся бутуз. Пока не начал перемещаться, тут спокойствие быстренько от страха видимо слиняло. Вася полз напролом, сметая все препятствия, сдергивая скатерти, скидывая в плиты ковшики, вытряхивая все кастрюли из шкафов. Двусторонний скотч стал моим лучшим другом. На площадке он как Вицин на кошках, отрабатывал приемы на соплеменниках. И все не скрывали радости, когда мы уходили с площадки домой. Все это делалось с ангельским лицом. К двум годам выяснилось, что у него целиакия, и спустя месяц диеты его присутствие на детских площадках было уже не похоже на бои без правил. В два года он произнес стандартное «мама», потом промелькнуло что-то похожее на «машину», и безвозвратно исчезло. И дальше ничего. Ждали трех, ну может как Никита. Хотя он хоть какие-то слова говорил до трех лет. А тут мычание и мама. Три года. Мы у дедушки на даче в Москве. Должен приехать папа. И Вася меня спрашивает:

–Мама, а мы е аа е?

Что в переводе означает: Мама, когда мы поедем встречать папу? Папа был «аа», а папой он называл колбасу. Так и говорил:

–Аа, ай ме папа (последнее звучало очень нежно, любя, колбаса в смысле).