Никколо Макиавелли

Дело в том, что международная обстановка не позволяла избрать папой ни француза, ни испанца; испанцы даже пригрозили расколом в случае, если Жорж д’Амбуаз взойдет на папский трон. Кардиналы-итальянцы Джулиано делла Ровере (племянник и некогда правая рука Сикста IV и Иннокентия IV) и Асканио Сфорца (брат несчастного Лодовико Моро), не имея времени собраться с силами для борьбы, также согласились отдать свои голоса за «промежуточного» папу. Старый кардинал Пикколомини к моменту своего избрания одной ногой уже стоял в могиле, куда двадцать дней спустя его и свел скальпель одного знаменитого хирурга, так что флорентийские послы, собиравшиеся поздравить нового папу с восшествием на престол, не успели даже выехать.

Игра возобновилась, и это была уже настоящая битва за тиару. От ее исхода зависела судьба Борджа и, следовательно, судьба Флоренции. Синьорию по-прежнему тревожили его претензии на Тоскану и слухи об уходе французов из Ломбардии. Если французы уйдут, Ломбардия не сможет защититься ни от нападения Чезаре, ни, в случае его смерти, от Венеции, готовой захватить Романью, ни от императора, который, как поговаривали, собирался занять всю Северную Италию.

Как только было объявлено о созыве нового конклава, Совет десяти в тот же час направил в Ватикан Макиавелли, чтобы тот добился аудиенции у самых влиятельных из преподобных отцов, от которых будут зависеть результаты голосования — кардинала Руанского и кардинала делла Ровере, — дабы предложить им поддержку, если они пообещают Флоренции свою.

Во время своей командировки во Францию Никколо уже познакомился с Жоржем д’Амбуазом, кардиналом Руанским. Он знал об этом человеке все, знал, что им невозможно манипулировать, что самые сильные и убедительные аргументы собеседника словно тонут в толстых складках его с виду добродушного лица. А что касается грозного и опасного Джулиано делла Ровере, кардинала Сан Пьетро-ин-Винкула, Макиавелли была прекрасно известна репутация этого мятежного прелата, которого Борджа, его соперник и вечный враг, обвинил некогда в подготовке заговора, лишил всего имущества и вынудил уехать во Францию, ибо итальянскую политику французов делла Ровере поддерживал всегда.

* * *

В конце октября 1503 года вид Вечного города никого не мог привести в восторг.

Темные и зловонные улочки Рима, настоящие клоаки, вились среди холмов, на которых под сенью оливковых деревьев виднелись античные руины и тянулись пустыри, перемежавшиеся бедными огородами и редкими жилищами. Улицы выходили на площади, лишенные всякого благородства, даже если на них и высились горделивые дворцы. Причудливый лес куполов и колоколен над крышами свидетельствовал как о многовековой и пылкой вере, так и о безначалии, обрекавшем их ныне на разрушение.

Как и всякий путешественник, приезжающий с Севера, Макиавелли въехал в город через Порта дель Пополо, пересек площадь того же имени, унылую виа Лата и безлюдную площадь Испании, раскинувшуюся у подножия недостроенной церкви Тринита деи Монти. Жизнь в Риме закипала только на подступах к Пантеону. Толпы народа толклись на улочках, таких узких, что по ним едва мог проехать всадник. И эти улочки к тому же были либо перегорожены баррикадами, построенными во время недавних уличных боев, либо залиты водами вышедшего из берегов Тибра.

С тех пор как Никколо выехал из Флоренции, дождь не прекращался ни на минуту, и он чувствовал себя разбитым, грязным, «промокшим до нитки». Мечтал он только о ночлеге для себя и своей лошади. Его отправили в путь, несмотря на плохое самочувствие, отвратительную погоду и желание получить хоть небольшую передышку. Но обе Канцелярии всю весну были заняты только тем, что пытались справиться с «лихорадкой», охватившей Вальдикьяну и долину Арно, причиной которой был конечно же Чезаре, ибо по его вине пизанцы обрели второе дыхание.

Хотя, с другой стороны, Никколо был совсем не прочь оставить на время серые трудовые будни в Палаццо Веккьо и занять место в первых рядах римского театра, чтобы наблюдать за разворачивающимися событиями.

Лучше всего было поселиться в «Медведе», любимой гостинице Данте, не столько из уважения к памяти великого флорентийца, сколько потому, что она располагалась в непосредственной близости от замка Святого Ангела.

После своего возвращения в Рим в замке обосновался Чезаре, осаждаемый Орсини и Колонна. Они, позабыв о своих разногласиях, заключили пакт о мести и объявили, что готовы напасть на Ватикан, где в покоях Жоржа д’Амбуаза укрывался Чезаре. Они даже пошли на то, чтобы поджечь ворота Торрионе. Тогда герцога перевели в замок, воспользовавшись одним из потайных ходов. Там он и поселился на самом верхнем — для большей безопасности — этаже в окружении четверых слуг, там он и узнал о смерти Пия III.