Никогда не буду твоей

— Тшш, Нимфа, ты же хочешь, чтобы я скорее поправился.

— Хочу, но…

Не даю ей договорить, притягиваю к себе и целую в приоткрытые губы. Едва касаясь целую, словно боясь спугнуть, словно спрашивая разрешения.

В голове лишь одна мысль — только не отталкивай меня! Не сейчас, когда нам двоим так это нужно!

И когда Лола отвечает мне, робко, неуверенно, но все же отвечает, я готов снова и снова пережить сегодняшний день вместе со всеми его испытаниями.

Потому что поцелуи с ней стоят того.

* * *

Лола

Не могу привести мысли в порядок, как бы не пыталась.

Вместо мыслей… Опять кисель! Сахарный сироп!

Просто не получается выкинуть из головы то, что случилось между нами. Словно в один миг обвалились все стены, которые я тщательно возводила между нами. Моя оборона на поверку оказалась не такой крепкой.

А разве могло все быть иначе, когда Никита… Ох, когда он целовал меня так нежно, так медленно, я думала, что сойду с ума, расплавлюсь в его сильных руках.

И я отвечала ему, отвечала осторожно, словно боялась, что все окажется не правдой, что все разрушится в один миг от одного моего неправильного движения.

Но потом… Меня захлестнула волна эмоций, я дала волю своим желаниям, особенно желанию подлететь к огню ближе. В том, что Никита — огонь, а я — глупый мотылёк, сомнений не осталось.

Запускаю пальцы в его волосы и притягиваю ближе. Совершенно не осознанно, прижимаюсь к крепкой груди Бесовского, словно ища защиты от всего мира.

— Лола, — выдыхает Никита, заставляя мою кожу покрыться мурашками.

А у меня нет сил, чтобы ответить ему. Снова целую, падаю в пучину безумия.

Нет, не просто падаю, лечу туда с бешеной скоростью. Это называется, девка созрела или что, не понимаю?

Оторваться от Бесовского кажется мне чем-то невозможным, по крайней мере, за гранью моей воли…

— Лола, надо остановиться.

Ну хоть у кого-то воля на месте. Точнее, сила воли.

— Почему? — вырывается у меня прежде, чем я успеваю, о чем-либо подумать.

— Нимфа, ты, правда, не понимаешь или просто троллишь меня?

Никита говорит это хриплым голосом и бросает такой многозначительный взгляд, что я моментально заливаюсь краской.

Да, наверное, он прав, и нам нужно тормозить, но… Как же не хочется!

Хочется и дальше плавиться в его руках, чувствовать себя… желанной!

— Нимфа, от греха, — Никита касается моих пальцев и чуть сжимает в своей ладони.

Вздыхаю и отодвигаюсь на безопасное расстояние. Безопасное настолько, на сколько позволяет сиденье на коленях у Бесовского.

Голова не соображает совершенно. После таких поцелуев наверняка требуется какая-нибудь специальная терапия по приведению в чувство.

— Нам нужно ехать, машина должна быть готова.

Собственно, вот и она.

— Да, хорошо.

Подскакиваю с колен Никиты, стараясь на него не смотреть. Дурочка. Чуть не потеряла контроль. Нет, ничего такого бы точно не случилось, но… Какого черта, я целовалась с ним, забыв обо всем на свете?

Во-первых, все, что между нами, игра.

Во-вторых… Первого не достаточно, Ло?

Более чем. Поэтому нужно возвращать себе былое хладнокровие и рассудительность и держать дистанцию. Как там сказал Никита? От греха подальше.

— Черт, на пару опаздываем, — Никита прибавляет газу, заезжая в город, но не успевает проехать и двести метров, как мы встреваем в жуткую пробку.

Отлично, просто блеск. Если не приедем вовремя, нас лично линчует Зелепухин. Я уже наслышана о его скверном характере, он в прошлый-то раз сделал исключение, а за второе опоздание сдерёт с три шкуры.

Собственно, я оказываюсь права. Зелепухин устраивает нам с Бесовским такой разнос, что я готова под землю провалиться прямо там, на пороге аудитории. А еще от многозначительных взглядов и перешептываний одногруппников. Косятся на нас с Никитой, посмеиваются и даже пышут гневом.

Баринова готова подбежать и расцарапать мне лицо, вижу по глазам. Её свита только и ждёт отмашки для дальнейших действий. Небось, разнесут во все студенческие чаты какую-нибудь гнусную сплетню о нашем запоздалом приходе на пары.

— Я не намерен терпеть это безобразие! — Зелепухин громко шлепает папкой об стол и направляется в нашу сторону.

Омг, что он собирается делать?

— Пусть декан разбирается с вашим поведением, я лично отстраняю вас от своих занятий!

А вот это уже серьезная угроза, и что с ней делать, я понятия не имею. Как минимум, меня могут лишить стипендии, как максимум… Думать о том, что меня могут отчислить, совершенно не хочется.

Идём к декану — Зелепухин впереди, мы с Бесовским сзади. Если бы не эта чертова шина, которую нам меняли все четыре часа вместо одного, то мы бы не опоздали на пару.

И нужно было заходить по-отдельности. Бог его знает, что надумал Зелепухин. Судя по всему, его слова о «безобразии» относятся не только к нашему опозданию.

— Ждите здесь.

Профессор скрывается за темной дверью, а мы с Никитой остаемся стоять в коридоре.

— Что теперь будет? — спрашиваю у него, потому что находиться в тишине совершенно невозможно.

Он не успевает ответить. Из кабинета декана выглядывает весьма довольный Зелепухин:

— Бесовский, зайди. Один, — говорит он, когда я делаю шаг за Никитой. — Ты жди здесь.