Никогда не буду твоей

— Компромат на Баринова. Он ведь вам вставляет палки в колеса?

— Допустим, — дядя Рома еще больше на крючке. — И как ты собираешься это сделать?

— У меня свои методы, свои рычаги давления.

Это действительно так. Их нельзя назвать чистыми, безобидными, но те, кто по ту сторону, тоже не чураются грязи. Поэтому придется забыть на некоторое время о совести.

— В дополнение могу сказать, что есть еще кое-что.

— Выкладывай.

— Я помогу вам со сделкой, в которой вам отказали. Потому что прекрасно знаю, кто это сделал.

— И кто же, Никита?

— Мой отец.

Дядя Рома шумно выдыхает и откидывается назад в кресло. Снимает очки и устало потирает переносицу. Вижу, что его такой поворот совершенно не обрадовал.

Ну еще бы, чему радоваться?

— Серега! — злится он. — После смерти Томы окончательно сорвало тормоза. Связался с Бариновым, поддавшись его дурному влиянию, в бизнесе начал творить какую-то дичь. Весь деловой мир знает, что Баринов только и умеет, паразитировать на чужом деле, вгоняя всех в кредиты и долги. Я пытался его переубедить, но вместо того, чтобы послушать меня, он решил отдалиться.

Упоминание имени матери отзывается в сердце болезненным тычком. Столько времени прошло, а раны все еще не заживают. А вот имя Баринова, наоборот, заставляет сжать кулаки.

— Как ты узнал? — интересуется дядя Рома, очевидно, имея в виду мою осведомленность в этом вопросе.

— Я неплохо разбираюсь в юридической документации. Эта фирма — теневая дочка отца.

Роман Романыч выругивается, не скупясь на бранное словцо. Его тоже можно понять, этот контракт был очень важен для компании, во всех газетах трубили, что Соколовский понес серьезные убытки после отказа ему в сотрудничестве. Плюс сколько было ажиотажа и шумихи, а это в пересчете на деньги огромные суммы.

— Твой отец иногда бывает таким засранцем!

— Согласен, — вспоминаю случай с матерью и у самого пальцы в кулак сжимаются.

— Но, Никита, он твой отец. Как бы я не относился к Сергею в рабочих вопросах, я точно знаю одну вещь.

— Какую же?

— Он очень сильно тебя любит.

Сжимаю зубы и отвожу взгляд в сторону окна. Тяжело разговаривать на эту тему, очень тяжело. Особенно, когда на тебя смотрят вот так внимательно и с сочувствием. Терпеть не могу жалость, у меня к ней отвращение еще со дня похорон матери.

— Это сейчас неважно.

— Важно, сынок, очень важно. Ты не должен идти наперекор отцу, хоть для меня это и заманчивое предложение. Лучше попробуй поговорить с ним, возможно, вместе вы найдете решение.

— С ним нельзя найти общий язык.

— А ты пытался, Никит? — дядя Роман не сдерживает улыбки. Доброй такой, по-отечески понимающей. — В тебе сейчас столько максимализма, а в Сергее столько боли утраты, что не удивительно, как вас разнесло по разным полюсам.

Молчу, понимая в глубине души, что возможно папа Коляна и прав. Но упрямство все равно берет вверх, не дает мне признать его правоту.

— Ладно, сынок, подумай об этом, не буду давить на тебя. А что касается гранта и твоего делового предложения… Я согласен, — выдыхаю с облегчением. — Только при одном условии.

— Каком же?

— Ты не будешь подвергать себя риску. Если дело касается Баринова, то нужно быть осторожными. Взамен, у меня другое предложение.

— Какое же?

— Возвращаешься на учебу, я слышал от Коли, что ты попрощался с высшим образованием, и налаживаешь контакт с отцом.

— Но, дядя Рома!

— Никаких «но», сынок. Грант взамен на это условие. И точка. Ты же знаешь, я не принимаю возражений.

— Это другое…

— Никита, — отец Коли прерывает меня на полуслове. — Вы росли с Николаем у меня на глазах, ты мне как сын. Пожалуйста, сделай это ради светлой памяти Томы.

И я понимаю, что не в силах возразить. Когда дело касается мамы становлюсь бессильным.

Не найдясь, что сказать, просто киваю. И этого для дяди Ромы более чем достаточно.

* * *

Лола

Пары тянутся бесконечно медленно, и в какой-то момент я ловлю себя на мысли, что совершенно не слушаю лекцию. Все мои мысли заняты лишь одним человеком, если быть точнее, его странным поведением.

Как можно так искусно врать? Это талант какой-то, да, который получают только избранные? Мне бы вот по жизни не помешало научиться хотя бы сотой доли того, что умеет Бесовский. А именно, врать, глядя в глаза.

Влюбился в меня. Как бы не так. Очередную пакость придумал, хочет позлить Баринову и бросить вызов ее отцу, а может и своему до кучи.

Если честно, я уже начинаю склоняться к мысли, что Никита не умеет любит. Просто не дано. Возвращаемся к теории себялюбца?

— Так уже не говорят, — одергиваю саму себя, вспоминая слова Дашки.

Кажется, будто это было в другой жизни, хотя по факту прошло… сколько времени? Чуть меньше трех недель?

Перевожу взгляд на подругу, сидящую через парту впереди. Когда-то наши пары пролетали за шутливой болтовней и обсуждением интересных новостей, а сейчас мы так сильно отдалились друг от друга, что я все меньше надеюсь на наше примирение.

С одной стороны, Даша поступила по-дружески не красиво (мягко сказано), с другой стороны, ей не оставили выбора. Будем ли мы общаться? Стоит ли? Это только время покажет.