Никогда не буду твоей

Некоторое время молчим. Просто наслаждаемся танцем. Этой близостью, которая в нашем случае и опасна, и желанна.

Никита чуть поводит носом и касается моего виска. Я прикрываю глаза, утопая в кольце его рук. Ах, если бы я могла остановить время! Если бы могла отмотать назад… Хотя, сейчас понимаю, что снова прошла бы все те испытания, что выпали на нашу с Никитой долю. Потому что впервые познала, что значит любить кого-то.

Я так упорно убегала от этого, боялась влюбиться, разбить себе сердце, а в итоге — со мной случилось именно это. Правда, парадокс, достаточно одного лишь поцелуя Никиты, одной его протянутой руки, чтобы я снова ожила.

Я простила его опять. И опять. И опять… Смысл этой фразы становится понятным.

Музыка заканчивается, несмотря на все мои попытки остановить мгновение. Но Никита не торопится отстранятся. Его ладони все еще покоятся на моей талии, он прижимает меня к себе крепко и бережно одновременно.

Хочет что-то сказать, вижу это по тому, как смотрит на меня, однако именно в этот момент его окликает Роман Романович. Волшебство момента испаряется, оставляя после себя легкую досаду.

— Я… я пойду, — убегаю под внимательным взглядом своего босса. Он как будто сканирует меня насквозь.

На Никиту, тем более, стараюсь не смотреть. Залетаю внутрь гостиничного комплекса. Нужно охладить щеки, ополоснуть лицо, слава богу, мой мейк позволяет это сделать.

Выхожу из дамской комнаты через пять минут. Привести мысли в порядок не получилось, но хотя бы щеки перестали пылать огнем.

Бросаю взгляд на часы, висящие в холле. Через полчаса показ презентации, нужно бы найти Колю и попросить его проверить все ли готово. Интересно, куда он подевался? Пойду, спрошу у коллег, может быть, они видели…

Не успеваю сделать и пяти шагов по направлению к бизнес-залу, как снова слышу голос Никиты. Может быть, у меня уже галлюцинации от волнения? Как бы там ни было, любопытство берет вверх, и я осторожно подхожу к двери — она чуть-чуть приоткрыта, поэтому я могу увидеть происходящее внутри, хоть и не полностью.

Никита не один, он с отцом. Они о чем-то разговаривают на повышенных тонах.

Ох, Лола, подслушивать не хорошо, но я стою, словно приклеенная к полу.

— Хватит, отец! Это мое решение. Я не вернусь в универ.

— Никита, я не позволю тебе совершить такую глупость!

— Повторяю еще раз — я так решил.

— Как ты можешь из-за какой-то девки лишиться своего будущего?! — отец Никиты готов взорваться, вижу это по его покрасневшему лицу.

— Она не какая-то, папа. Я… я её люблю.

Вздрагиваю, чувствуя, как бешено стучит мое сердечко. Тук-тук-тук-тук-тук. Даже уши закладывает от его шума.

— Любишь? — кажется, Бесовский-старший ожидал услышать все, что угодно, только не это.

— Да, люблю, пап. Удивлен? Представь себе, у меня к ней самые настоящие чувства, которые для тебя, конечно же, ничего не значат.

— Никита…

— Давай закончим на этом, пап? Это пустой разговор, ты меня никогда не поймешь.

— Никита, послушай, — отец перехватывает Никиту за руку, когда тот собирается уходить. Я тут же прячусь за дверь. — Я… я не думал, что у тебя все серьезно.

— Более чем, пап. Я готов ради нее на многое. Поэтому давай закроем тему с универом.

— Но твоя мама…

— Не смей упоминать маму! — тут уже взрывается Никита. — Ты не имеешь права говорить о ней, ведь это из-за тебя ее не стало.

— Никита!

— Если бы не ты, аварии бы не было!

— Никита, хватит. — Бесовский — старший с шумом выдыхает, видно, что этот разговор крайне тяжело ему дается. — Не вынуждай меня.

— Не вынуждай, что? Заставишь меня замолчать, как прессу?

— Никита, в той аварии нет моей вины! — не выдерживает отец Беса. — Тома… Черт! Клянусь, я обещал, что никто и никогда этого не узнает, но… За рулем была Тамара.

Между ними нависает молчание.

— Что?.. — Никита ошарашенно поднимает взгляд на своего отца. — Мама?

— Я был в другой машине. Мы тогда поужинали с ней в любимом ресторане, хотели ехать вместе, но Томе позвонили из салона, попросили забрать документы — ты же знаешь, как она любила свое дело. Естественно, она поехала, не раздумывая. Я просил взять водителя, но она меня не послушалась. Она всегда была упрямой, считала, что я не должен ее ограничивать, — отец Никиты рассказывает это, а у самого слезы на глазах. — В тот день был страшный гололед, а Тома… Она летела на бешенной скорости. И не справилась, просто не справилась с управлением… Ах, Тома! Моя упрямая Тома!

Не могу даже пошевелиться — кажется, Бесовский-старший выворачивает всю свою душу наизнанку. Этот разговор дается ему очень тяжело, вижу по тому, как крупные слезы катятся по его щекам. Вся его серьезность, статусность вмиг улетучивается, являя миру обычного человека, пережившего сильное горе.

Никита не знает, что сказать. Он настолько ошарашен откровением отца, что стоит, замерев, словно истукан. Еще бы.

— П-почему ты мне не рассказал?

— Разве я мог? — качает головой Бесовский-старший. — Разве мог испортить тебе память о матери? Вы с ней всегда были очень близки, я не хотел, чтобы тебе было больно. Прости меня…