Мы почувствовали себя оскорблёнными. Кровь гневно пульсировала в наших жилах от такого несправедливо жестокого удара. Это даже больше чем преступление! На фотографии Дэйв был одет в точно такой же костюм, который был фирменной фишкой «Рубеттс»: белый костюм, белую кепку и чёрно-белые штиблеты. Вот сукин сын! Он не только забрал нашу запись, он нас полностью скопировал! Вся студия пропиталась разнообразными ругательствами в адрес Дэйва.
Вскоре после этого, наш директор имел немногословную беседу со своим французским коллегой, и французский «Полидор» заставили выпустить оригинальный вариант
В 10 утра началась репетиция. Нас, как и положено, обстреляли всевозможными фотоаппаратами и другими осветительными приборами. Гай Люкс, не обращая на нас никакого внимания, стоял поодаль и отдавал приказы. Создавалось такое впечатление, что нас просто не существует! Потом он приказал нам ждать в какой-то раздевалке, которая больше напоминала чулан. Время шло. Нам не предложили ни воды, ни еды. И вот коллективный настрой дошёл до критического уровня. Я прекрасно понимал, что нам не следует остро реагировать на происходящее. Мы ведь не хотели лишиться возможности «взломать» Францию. В то время она была четвёртой по количеству продаж пластинок, и мы не могли упустить такой шанс. В общем, мы нашли человека, который понимал английский, и вскоре уже налегали на нашу первую французскую булку, смирившись с изрядной порцией унижения.
И наконец, в 6 часов вечера, после 8 часов ожидания, нас позвали на генеральную репетицию. В зале царило столпотворение, и мы ощущали гул ожидания. Мы спели
— Гай Люкс сказал, чтобы вы шли.
— Нам следует вернуться на сцену для повторной репетиции? — поинтересовался Алан.
— Нет. Возвращаться в свою Англию!
Теперь понятно, почему наш номер задержали, хотя к нему и нельзя было придраться. Мы много раз повторяли в один голос: «Вы что, шутите?» (но такое случилось только во Франции) В общем, мы молниеносно покинули место действий. Нам так и не удалось узнать, почему нас сняли с шоу. Но, чему быть, того не миновать. Прежде чем мы ушли оттуда, Рой, наш могучий и очень сердитый менеджер, вломился к публике, и подобно дикому взбесившемуся зверю, проревел: «"Рубеттс" уже нет! Они ушли!» В аудитории только один человек понял, о чём речь, и, возмущаясь такой немыслимой несправедливостью по отношению к нам, быстро перевёл остальным. А потом там начался бунт, по словам очевидцев.
Мы уже садились в самолёт в аэропорту Шарля де Голля, когда раскрасневшийся от волнения посланник, тот, что ранее принёс нам дурные вести, в этот раз прибыл с удивительно хорошими новостями. Нам снова разрешили участвовать в шоу. Люкс ничего не мог поделать. Как и было положено, поначалу мы начали отказываться: «Нет, нет, мы возвращаемся домой! Да нам всё равно! Что он о себе возомнил!», но в результате с радостью поспешили обратно в студию.
Хотя Гай Люкс так ни разу и не извинился перед нами и даже не назвал причину своего поступка, впоследствии мы видели, как он доедал остатки с нашего стола, что доставило нам такое же удовольствие, как и первое место нашей пластинки в хит параде две недели спустя. Продажи
Мои воспоминания вернули меня во французский полицейский участок. И тогда я искренне пожалел, что дал ту клятву. Я совершенно не понимал, что происходит. Что же мы такого натворили, чтобы заслужить такое обращение? Ответ не заставил себя долго ждать. Алан, с широкой улыбкой, не торопясь вышел из офиса начальника. В его руках были наши концертные фотографии, которые он всегда носит с собой.