– Я так и знала, – облегченно выдохнула Даша.
– Почему же тогда согласилась со мной встретиться?
– Потому и согласилась, что догадалась.
– Странно, – пробормотал Бондарь.
– Что в этом странного? – удивилась в свою очередь Даша.
– Обычно люди неохотно идут на контакт с представителями нашей профессии.
– Я тоже не в восторге от необходимости сотрудничать с КГБ.
– ФСБ, – машинально поправил Бондарь.
– От того, что у вашей конторы другое название, ее суть не изменилась.
– А зачем ее менять? Нормальная суть, правильная. Защищать государство от посягательств врагов – что может быть благородней?
– И преследовать инакомыслящих, – заметила Даша.
Бондарь усмехнулся:
– Если инакомыслящие тупо норовят развалить или по крайней мере обгадить дом, в котором живут, то как прикажете с ними поступать?
– Ладно, все это философия. Я согласилась дать показания, потому что беспокоюсь за Андрусюк.
– Показания! Зачем так официально?
– Пусть будет официально, – сказала Даша. – Я готова подать письменное заявление, если надо.
– Пока что такой необходимости нет, – заверил ее Бондарь.
– Как хотите. Если бы сегодня не появились вы, я все равно обратилась бы в милицию. Кстати, у вас есть какой-нибудь документ, подтверждающий вашу личность?
Заглянув в служебное удостоверение, предъявленное Бондарем, Даша успокоилась и заговорила.
Три дня назад после занятий она стала свидетельницей оживленной беседы между преподавателем Камениром и студенткой Андрусюк. Они долго стояли на аллее возле института, а потом расстались. Как выяснилось, не надолго. Каменир сел в свою машину – ее номер был продиктован рассказчицей, – потом выехал на дорогу и подобрал Андрусюк, поджидавшую его возле остановки.
Сокурсница показалась Даше оживленной и даже веселой, хотя в последнее время пребывала в мрачном настроении. Она задолжала большую сумму одному армянину, приторговывающему в институте наркотиками.
– Употребляла? – коротко спросил Бондарь.
Хмуря густые брови, Даша ответила:
– Окончательно сесть на иглу не успела, однако наркотиками баловалась частенько. Тусовалась с кем попало, жила в общаге, родители в Туле. Обычное дело.
– То-то и плохо, что обычное. – Закурив, Бондарь задал новый вопрос: – Как зовут армянина и где его можно найти?
– Левон, кажется… Нет, Тигран. Примерно в полдень подъезжает к институту и снабжает дурью желающих. Машина приметная – иномарка канареечного цвета, полуспортивная. – Что-то прикинув в уме, Даша добавила: – Но Тигран тут ни при чем, ему многие должны. Таких он просто заставляет отрабатывать.
– Феодал хренов.
– Не выражайтесь при мне, пожалуйста.
– Извини… – Запнувшись, Бондарь поспешил добавить: —…те.
– На первый раз проща… – откликнулась Даша насмешливым эхо, – …ю.
Они сдержанно улыбнулись друг другу. Не сговариваясь, возобновили прогулку. Некоторое время шли молча.
Бондарю пауза давалась легче, потому что у него имелась дымящаяся сигарета, позволявшая притворяться всецело поглощенным процессом курения. Даше оставалось лишь разглядывать прохожих да приближающиеся купола церкви. Наконец она не выдержала и заговорила первой:
– У меня нехорошее предчувствие. Я всегда терпеть не могла девчонок вроде Андрусюк, а сейчас мне за нее тревожно.
– Почему?
– Потому что с ней приключилось что-то плохое.
– Я хотел спросить, почему вы недолюбливали Андрусюк?
– Такие, как она, живут, словно какие-то насекомые, – пояснила Даша. – Думаю, если бы букашки умели разговаривать, их речь ничем не отличалась бы от трескотни некоторых человеческих особей… Торчат, зависают, ловят кайф. Поденки.
– В ваших устах это звучит как «подонки», – заметил Бондарь.
– Ну и пусть.
– Странно слышать подобные рассуждения от девушки вашего возраста.
– Вы что же, много общаетесь с моими ровесницами? – холодно спросила Даша.
– По правде говоря, совсем не общаюсь. Но они постоянно торчат на телевидении. Со вздыбленными волосами, голопупые. Если бы они только пели или танцевали. Но ведь они еще и рассуждают! – Негодованию Бондаря не было предела. – А о чем, спрашивается, можно рассуждать, когда все твои познания почерпнуты на интернетовских страничках, составленных точно такими же умниками?
– Вы рассуждаете, как старик, – сказала Даша.
– А я и есть старик.
– В свои тридцать лет?
– Ну да, я ведь родился в другую эпоху, – с жаром заговорил Бондарь. – Когда гомики и проститутки не в высшем свете вращались, а в подворотнях прятались, где им самое место. Когда воры в тюрьмах сидели, а не в Государственной думе. Когда за убийство матери и ребенка могли вообще приговорить к «вышке». Теперь всякой сволочи раздолье. У них адвокаты, у них деньги. Внес залог и топай на свободу, под подписку о невыезде. Сунул взятку судье – получи условный приговор или вообще оправдание. Кроме того, есть еще такая лазейка, как амнистия. – Кулаки Бондаря непроизвольно стиснулись. – А кто за загубленные жизни отвечать будет? Ей еще двадцати шести не исполнилось. Ему только-только пятый год пошел. Это справедливо?
– Нет, – тихо сказала Даша. – Только не кричите так, пожалуйста. На нас смотрят.