Я не собираюсь к Максу. У меня нет намерений идти туда и оставить Кэт одну. Думаю, последний раз, когда я был на вечеринке с ночевкой, мне было двенадцать. Скорее всего, она знает, что я вру ей в лицо, хоть я и стал в этом профи. Не поймите меня неправильно, я люблю мою маму. Но с тех пор, как пять лет назад ее оставил папа, жизнь семьи Тейт стала другой.
Я могу уйти ни с чем, ничего не попросив, и в течение нескольких дней меня никто не будет доставать. Большинство детей воспользовались бы ситуацией, но на самом деле все, чего я хотел, — это быть с папой. И, когда он ушел, я ненавидел это чувство.
— Что это было?
— А, ничего. Она просто была по-матерински... Она думает, что ты милая, — лгу я. Я говорю это только потому, что последнее, что мне нужно, — это чтобы она убежала из-за глупого дерьма моей мамы.
— Ты правда собираешься к Максу? — спрашивает она, надувая эти безумно удивительные губы.
Я перекидываю руку через ее плечо, наклоняюсь, чтобы поцеловать ее в лоб, и говорю:
— Шутишь? Я не намерен сегодня выпускать тебя из своего поля зрения.
— Но... ты сказал своей маме...
Я перебиваю ее:
— Ее не убьет то, чего она не знает.
— Я не хочу, чтобы у тебя были неприятности, так что, может, тебе стоит пойти к нему, — говорит она, освобождаясь от моей руки.
— Кэт, поверь мне... все хорошо.
— Обещаешь?
— На сто процентов.
Она улыбается мне в ответ и ныряет головой мне под руку. Дует ветер, и, клянусь, я все еще чувствую запах шоколада. И теперь я не могу думать о пасте или о моей маме, а только о том, как бы снова ее поцеловать.
***
— Что хочешь смотреть? У нас есть фильмы «Армагеддон», «Рокки» и миллион девчачьих киношек, — говорит она, когда наклоняется к выдвижному ящику и достает разные фильмы.
Я не отвечаю, потому что сейчас мой мозг (и я говорю не о том, что у меня в голове)сам себе на уме. Я не хочу смотреть кино или есть пасту. Единственное, чего я хочу, — это чувствовать, как ее руки обнимают меня, и затеряться в ее губах, потому что прямо сейчас, смотря на нее сзади, я могу легко его потерять.
Она поворачивается лицом ко мне.
— Какой из них?
Я качаю головой, пытаясь стереть ее обнаженный образ, что поселился у меня в мыслях.
— Все равно, выбирай ты.
— Предупреждаю тебя... если ты ничего не скажешь, то я выберу девчачий фильм.
— Отлично, все, что хочешь.
Это не отлично, но я не думаю, что мы будем слишком долго смотреть фильм, какой бы он ни был. Особенно из-за ее маленьких спортивных шортиков и облегающей футболки, в которые она переоделась.
Она смотрит на меня, сидящего на диване, и поднимает брови:
— Просто нажми «Воспроизвести». Пойду захвачу пасту и парочку содовых.
На секунду я подумал, что она могла видеть въевшийся в мою голову образ ее полуобнаженного тела. Но если бы она видела, то не притворялась бы. Естественно, я понятия не имею, почему она выглядит, будто полностью без одежды, но у меня есть предположение. Просто в моей голове она идеальна.
Она возвращается с подносом, на котором стоят две тарелки пасты и два стакана, наполненные содовой. Я не могу оторвать от нее глаз, они следуют за ней, пока она не садится очень близко ко мне. И я этому очень рад.
Она держит свою тарелку на коленях.
— Ты собираешься есть?
Пытаясь сменить фокус, я несколько раз мигаю.
— Да, — говорю я и беру тарелку с журнального столика.
Начинается фильм; она выбрала девчачий фильм, но мне все равно. Она смотрит телевизор, а я пытаюсь сосредоточиться на своей еде, а не на ее горячих вытянутых ножках. Эта девушка может свести меня с ума больше, чем кто-либо еще. Я имею в виду, у нее изумительные ноги. Вдруг я думаю, что не хочу, чтобы любой другой парень когда-нибудь смотрел на них или прикасался к ним, не считая меня.
Когда мы продолжаем смотреть фильм, что она выбрала, я бросаю взгляд в ее сторону, чтобы увидеть, смотрит ли она на меня. Но она не смотрит. Она все еще ест свои клецки и внимательно смотрит фильм. Поэтому я кладу свою руку на спинку дивана, слегка касаясь ее шеи.
— Что это значит?
Она растерянно смотрит на меня.
— Что значит? — спрашивает она и ставит тарелку на столик.
— Татуировка, — говорю я и перебрасываю ее волосы на другую сторону.
— Это о моей лучшей подруге, я сделала ее перед тем, как переехала. Ее зовут Джессика. Я так скучаю по ней, мы были очень связаны друг с другом, — говорит она, скручивая один палец вокруг другого. И быстро добавляет: — А что? Тебе не нравится?
— Нет, мне нравится, очень, — говорю я, целуя набитую у нее на шее татуировку. — Это чертовски сексуально.
Я продолжаю целовать ее шею, прокладывая дорожку ближе к ее губам. Она наклоняет голову и дает мне больше доступа. Между вдохами она спрашивает:
— А у тебя есть?
— Нет, — отвечаю я, когда мои губы снова находят ее.
Она больше ничего не говорит; наши губы так хорошо подходят друг к другу, и я помогаю своим языком раскрыть ее ротик. Чувствую, что она входит в мой рот так, как я в ее. С ее губ срывается стон. Как только я собираюсь развязать ленту на ее шортах, она отстраняется.
— Мне нужно почистить зубы.
Я слегка отклоняюсь.
— Сейчас?
— От меня воняет чесноком.