Внезапно он ощутил какое-то движение снаружи. Зигмунд чуть приподнялся, выглянул на улицу сквозь лобовое стекло и обомлел. Весь проспект, насколько видел глаз, был заполонен невесть откуда взявшимися серыми. Они двигались по направлению к площади и (Зигмунд осторожно, стараясь шевелить одними глазами, оглянулся) исчезали в чёрных дырах широких входов в оллмарк. Патрик быстро запер все двери и схватил один из автоматов, но это оказалось лишним. Даже ближайшие серые не обращали на броневик никакого внимания и целеустремлённо двигались дальше к какой-то неведомой цели.
Зигмунд не знал, сколько прошло времени, пока он неподвижно сидел, пережидая чудовищный живой поток монстров снаружи. Наконец, в сгустившихся сумерках, количество серых, тащившихся по проспекту уменьшилось, но во множестве появились те розоватые прозрачные твари, одна из которых чуть не убила его тогда, у дороги. Патрика передёрнуло. Что-то особенное натворили там эти смотрящие, раз тут случилось такое шествие, — подумал он. Наконец и розовые демоны почти исчезли с улицы. Его взгляд упал на защитный козырек от солнца. Он быстро откинул его и с удовлетворением поймал в ладонь увесистый ключ.
— Ну что же… Надо выбираться, любимец богов. Вряд ли тут стоит ещё что-то ловить. А с этим «барсиком» мы ещё наделаем великих дел…
Словно в ответ на его слова, снаружи, вдоль бесконечно прямого проспекта, плавно зажглось автоматическое уличное освещение, подобно ночной взлётной полосе, будто указывая Зигмунду верный путь.
Двигатель завёлся с пол-оборота и уверенно заурчал своими шестью литрами. Датчики на приборной панели показали, что все системы в норме и оба бездонных бака полные до горловин. Мародёр усмехнулся, откусил кусок галеты из пайка, включил передачу и надавил на газ. Тяжёлая махина незаметно для себя окончательно сломала жалобно треснувший ствол голого тополя и, небрежно смяв чугунную оградку сквера, выкатилась на проезжую часть опустевшего освещённого проспекта.
— Благодарю тебя, Господи! — крикнул в окно Зигмунд, бросив прощальный взгляд на пустынную площадь, за которой высилась громада оллмарка, и быстро уносясь в туманную даль освещённых улиц. — Я знал, что ты любишь меня!..
Едва броневик, басовито урча и поднимая в воздух облака пыли с мостовой, скрылся из виду, в сумрачном небе над городом вдруг возникли две яркие точки. На какое-то время они словно замерли на месте, увеличиваясь в размерах, а затем с огромной скоростью устремились вниз, падая прямо на центр города. Спустя мгновение, став похожими на кометы с огненными хвостами, они одновременно и наискосок вонзились в здание Ромовского марка, кишащее серыми и пятнашками. Раздался мощный оглушительный взрыв, и огромное облако поглотило рушащийся монолит и окружающие этажки. В небо поднялся белёсый гриб и осветился далеко вверху лучами закатившегося солнца. Спустя какое-то время облако рассеялось, оставив после себя на центральной площади руины, кучи обломков и мусора, из которых кое-где вырывались языки пламени и поднимались густые столбы дыма. Вскоре на город опустилась ночь, и, впервые за многие дни, принесла покой уходящим за горизонт бесконечным рядам пустых чёрных этажек.
Ирбис и Волк, кряхтя от натуги, вдвоём притащили огромный, почти прямоугольный, белый валун, найденный среди сотни других поблизости, на просторную опушку посреди густого ельника и установили вертикально на свежий земляной холмик. Ир попросил у Волка его сверхпрочный тесак и, как мог аккуратно, нацарапал на камне «Надя». Вокруг было морозно и тихо, вечернее солнце было уже где-то там, за сине-чёрными деревьями, которые пускали длинные серые тени по белой от инея траве. Редкий снежок, словно извиняясь перед печальными людьми на поляне за вторжение, деликатно и бесшумно опускался на холодную чёрную землю, вальсируя в морозном воздухе.
— Мы вычистим эту заразу, — произнёс, выпрямившись и глубоко дыша, Ирбис. — Я лично, своими руками задушу каждую встреченную верховную яйценосную особь и сожгу всё её отродье. А пока не вычистим — будем жить в полях. И тогда придётся забыть про подземку ближайшие лет на двести. Жили же как-то наши предки до нас… Что ты там Волк говорил про избушку в тайге?
— Говорил?
— Ну, думал. Извини, я не нарочно, я ещё не привык. Хорошая идея, Наде бы понравилась. Но только когда убедимся, что ни одной поганой верхоматки не осталось. Пятнашки тогда рано или поздно сами вымрут… Мы подождём. И больше никакого метро. Так, ребята?
Волк и Лара молча кивнули и взялись за руки. Ирбис ещё раз взглянул на камень и тяжко примятую им почву. Он присел рядом с могилой и положил руку на камень.
— Прощай, Наденька, — его глаза заволокли слёзы. — Прощай.
Он резко отвернулся от друзей и могилы и, чтобы не разрыдаться, вцепился зубами в ладонь. Волк отпустил руку Лары и, подойдя к другу, крепко сжал могучей кистью его плечо.
— Плачь, Ирби, плачь, в этом нет позора. Станет легче, я знаю.
Плечи Андрея задёргались от рыданий. Волк обнял его, и тот, уткнувшись в грудь друга, уже не мог больше сдерживаться.