— А как он оказался в числе смотрящих? — спросил профессор. — Всё-таки он фигура несколько нетипичная для вашего племени, а уж его подруга…
Крайнов пожал плечами.
— Да в общем-то обычно, как многие наши. Когда правительство и вояки ещё даже и не чесались о возможной угрозе для границ и граждан, Николай Солоницын, отец наш родной, потеряв связь с кучей родственников и друзей за границей, в поте лица собирал на периферии, вдоль необъявленного фронта, любую информацию среди беженцев о выживших после атак пятнашек. Он и меня так нашёл в Киеве, а потом и Волка. Без таких как Николай, кто знает, где бы сейчас мы были, и всё человечество…
— А Ирбис?
— А его он встретил зимой в двадцать третьем где-то под Таллином, быстро поглощённым розовыми. В том году всё происходило быстро, слишком быстро… Ирбис там оказался из-за своего увлечения, он автогонщик, помимо своей основной профессии.
— Это какой?
— Автомеханик дорогих машин, автослесарь, дока по двигателям, мастер по доводке и всему остальному, в общем, фанат своего дела. В Таллине как раз проходил весенний турнир по гибридам, а в городе началось. Видишь ли, вся трудность поиска нашего брата в том, что новых бойцов можно найти лишь вдоль линии фронта. По факту, так сказать… Потом они вместе с парой-тройкой ребят на каком-то катере по штормовой Балтике добрались до Святого Питера, и там уже Коля сформировал свою первую тайную боевую группу во главе с Ирбисом, а сам подался в Москву, наивно надеясь достучаться до небес. Ребята были молодцы, держали город как могли, и это когда ещё нашего брата чуть ли не расстреливали на месте за странное и агрессивное, на взгляд милиции, поведение. Ребята тоже, конечно, местами перегибали, доходяг за серых частенько принимали и прочий криминальный элемент не жаловали. И с «палычами», как только появились они у нас, опять же через Николая, тогда ещё много проблем было: ожоги, пожары, недоразумения… В общем, Ирбис — не зелёный пацан в нашем деле.
— Хороший, значит, он человек, и подруга у него чудесная, — профессор вздохнул и встал. — Ну, ладно, я буду у себя, в лаборатории. Сообщи мне, Серёжа, когда будут новости. Всё это будет весьма интересно, если получится провести мероприятие как задумано.
— А если ещё от вояк сюрпризов не будет, — добавил в тон ему бригадир, — так и вовсе красота настанет.
— Да, вот ещё что, Серёжа, — профессор остановился на полпути к двери. — Почему ты не сказал ему про нашу находку? Аргумент весомый, я полагаю.
— Приберегу пока туза за пазухой, — Крайнов нахмурился. — Я всё ж таки хочу, чтобы ребята сами решили для себя — да или нет. А когда согласятся, а я уверен в них, не будь я, сукин сын, Бригадир смотрящих, будет им ещё и подарочек… Должны справиться ребята. И вот тогда, глядишь, свет в конце тоннеля не окажется вечерним экспрессом, и мы выберемся из этого дерьма.
Незаурядов поморщился на последнем слове приятеля.
— Слушай, Альбертыч, — вдруг спросил его Крайнов, — а ты не боишься? Драпать, в общем-то, уже некуда, достанут нас эти твари жидкотелесные — и хана. А?
Учёный потёр подбородок ладонью и слегка унял трепет бровей.
— Понимаешь, Сергей, тут такое дело… Пока не началась эта загадочная экспансия и не настали времена коренных сдвигов в структуре человеческого бытия…
— Ох, ну не умничай ты, довольно у тебя этого добра! — в сердцах прервал его Бригадир. — Ты по-простому, по-человечески ответь. А то смотрю порой на тебя, и оторопь берет — ты словно робот какой-то, прямо железный дровосек из сказки.
— По-человечески? — с каким-то удивлением в голосе повторил Незаурядов и замолк на секунду. — А если по-человечески, то до всей этой заварушки я был никем, малоизвестным доктором наук, середнячком без имени и чрезмерных регалий, и чем помочь человечеству в своей жизни не имел ни малейшего понятия. Нет-нет, пойми меня правильно — конечно, присутствовала масса возможностей реализоваться в одном из направлений, мои уровни в антропологии и в смежных областях биохимии обязательно пригодились бы в каком-либо из институтов или любой фабричной лаборатории. И пригождались, разумеется. Я как раз последние три года перед войной по приглашению Академии занимался исследованием влияния на организм человека экспериментальной группы асимметричных волокон ускоренного роста. Но… Моя страсть — палеонтология — давно стала никому не нужна, никто не желал в наше время фантастических возможностей копаться в прошлом, тем более доисторическом. И… Однажды, в отпуске, стоя на вершине К-2, я осознал невероятно простую истину, и наука вместо двигателя прогресса и всеобщего процветания вдруг явилась мне во всей своей подлинной «красе» — как инструмент по манипулированию и одурачиванию одной, большей, части населения другой, меньшей и могущественной. Вся эта искусственная еда, огромные налоги на жизнь, отличную от разрешённой, иллюзия свободы передвижения по многочисленным проложенным путям… Я ведь был альпинистом когда-то, до всех этих запретов и принуждений.