Один из врачей начал накладывать тугой жгут на изуродованное колено Джека, и лицо Уотли исказила гримаса боли.
— Я так не думаю, Ганс.
Ганс знал, что его друг откажется от этого предложения. Он все равно хотел взять его с собой. Джек был отличным командиром корпуса — месяц в лазарете, и он будет снова готов к бою. Но до госпиталя было целых сто миль по суше и еще пятьсот по морю. А ужас ситуации заключался в том, что, если бы он сделал исключение для Джека, сотни оставшихся здесь людей заговорили бы о привилегиях, полагающихся старшим по званию. Это была армия Республики, и офицеры, какое бы высокое положение они ни занимали, получали те же пайки, что и рядовые, так же как и их солдаты спали на сырой земле и наравне с ними делили все опасности войны. Если это равенство когда-нибудь нарушится, изменится сущность самой Республики.
— Я должен думать о сорока тысячах людей, Джек.
— Я тебя понимаю, Ганс. На твоем месте я бы поступил точно так же.
Шудер вновь повернулся к оврагу.
— Двадцать зарядов каждому солдату, остающемуся здесь. Может, им удастся выиграть для нас немного времени. Это отличная оборонительная позиция для людей с винтовками в руках.
Когда колонны его солдат двинулись дальше, Ганс с трудом подавил сильное желание пустить своего коня вскачь и помчаться вперед.
— Смотрите, чтобы они не останавливались, — бросил он офицерам штаба. Развернувшись, он рысью поскакал к задней части каре. Следившие за ним солдаты поняли, что он собирается сделать, и расступились, давая ему дорогу.
Выбравшись на открытое пространство, Ганс направил своего коня обратно к оврагу. В воздухе стоял запах крови и мертвечины. С севера и с юга вдоль оврага были сложены настоящие валы из бантагских тел, которые должны были стать не только защитой для засевших в лощине людей, но и грозным предупреждением для их врагов.
Спешившись, Ганс подошел к краю оврага и опустился на колени. Порывшись в кармане, он вытащил оттуда плитку табаку:
— Угощайся, Джек.
Уотли ухмыльнулся и покачал головой:
— При мне моя трубка, Ганс, я терпеть не могу жевательный табак, это вредно для зубов. И как только твоя жена разрешает тебе целовать ее? Бедная женщина.
Улыбка Уотли вдруг сменилась гримасой боли.
— Если ты хочешь, чтобы я что-нибудь передал… э-э… — запнулся Ганс.
— Ольге, — быстро вставил Джек, делая вид, что не заметил, как Ганс забыл имя его жены. Он мотнул головой. — Мне никогда не нравилась вся эта чепуха с прощальными письмами и последними словами. Слишком мелодраматично, друг мой. Она и так будет знать, что я думал о ней.
— Я могу что-нибудь для тебя сделать?
— Ну, если у тебя в запасе есть лишняя нога, я был бы тебе очень благодарен.
Ганс склонил голову:
— Джек, я только хотел…
— Можешь мне не объяснять, Ганс, я все понимаю.
Если бы это случилось с тобой, я поступил бы точно так же. Ты, главное, позаботься об остальных парнях.
Ганс кивнул. Подняв голову, он окинул взглядом лощину у себя под ногами. Почти тысяча человек ждали в ней своего последнего боя. Большинство из них молчали, кое-кто негромко стонал или плакал. Ганс заставил себя посмотреть им в глаза. Некоторые солдаты кидали на него взгляды, полные гнева и горечи, но тяжелее всего Гансу пришлось оттого, что на лицах многих людей было написано понимание, его товарищи и друзья по прежним боям грустно улыбались и приветственно махали ему.
Он медленно поднялся с колен и опять навел свой бинокль на северо-восток. Там явно что-то происходило. Степь все еще была влажной от лившего последние три дня дождя, иначе Ганс видел бы пыль, поднимавшуюся от бантагского войска, с сорока, а то и пятидесяти миль, но он и так знал, что враги недалеко и скорее всего к вечеру будут здесь.
Ганс снова опустился на землю рядом с Джеком.
— Недолго осталось, Джек, — прошептал он. — Еще три часа, максимум четыре. Они увидят трупы своих товарищей и попрут на вас, желая отомстить.
— Отсюда далеко до Антьетама, да? — вздохнул Джек. — Помнишь, я под Геттисбергом получил пулю в грудь, думал, что точно помру, а все-таки выкарабкался?
Ганс молча кивнул.
— Забавно все это: выжить в стольких боях, чтобы в итоге отдать концы в каком-то овраге на этой чертовой планете, бог знает в скольких милях от дома. Эх, хотелось бы мне еще разочек побывать в Вассалборо. Взять лодку и порыбачить вечерком в пруду Уэббера.
— Может быть, так оно в конце концов и будет, — тихо отозвался Ганс, сжав плечо друга.
— Ты решил удариться в религию?
— Да нет, просто подумал, что после того, как все заканчивается, мы, возможно, отправляемся туда, куда мы действительно хотим больше всего попасть.
— Хотелось бы в это верить, Ганс, хотя что-то я сильно сомневаюсь. Впрочем, — печально усмехнулся Джек, — я скоро сам все узнаю.
Трясущимися руками он вытащил из вещевого мешка коробок спичек и вновь раскурил свою трубку.