— Только то, что сказал. Или вы считаете, что меня можно понять как-то иначе?
Я не знала, как его вообще можно понимать. Я сидела с таким видом, словно только что упала. Мне хотелось как следует потрясти головой, чтобы прийти в себя и задать свой вопрос еще раз. Для того, чтобы убедиться, что я ослышалась.
— Погодите, месье, — я помахала рукой, чтобы он не перебивал меня, — вы хотите сказать, что делаете мне предложение?
— Допустим.
— Что значит, допустим? Делаете или нет?
— Хорошо, делаю, если вам от этого легче.
Теперь я замолчала надолго. И не потому, что не знала, что сказать. Точнее, то, что я могла сказать, озвучивать было нельзя. Это не ругательства, нет, просто бессвязные междометия, что-то вроде «Господи помилуй!» и «Мамочка моя!». Ох, некстати я вспомнила маму!
— Может быть, что-нибудь скажете? — сказал де ла Рош, когда у него закончилось терпение.
— Что?
— Все равно, что. Например, Боже мой. Или нечто подобное. Отреагируйте как-нибудь.
— Вы не шутите? — спросила я на всякий случай.
— Как с вами трудно, — вздохнул он, — нет, я не шучу. С вами всегда так шутят?
— Нет. Простите. Просто я слишком ошеломлена. Никогда не подозревала, что вы…
— Я тоже.
Я повернулась к нему.
— Что, простите?
— Я тоже не подозревал, что когда-нибудь предложу кому-нибудь выйти за меня замуж. После Элизы. После этой невыносимой, ужасной и бессовестной женщины. Так что, считайте, что это произошло спонтанно.
— Как?
Замечательное слово. Вот, если бы только я знала, что оно означает!
Де ла Рош фыркнул.
— Неожиданно, — пояснил он.
Я кивнула, чтобы показать, что поняла.
— Вы всегда так делаете предложение?
— Нет. В первый раз.
— Как? А Элиза? Вы ведь делали ей предложение.
— Нет. За меня постарались родители. Точно так же, как и ваши. Они сами выбрали мне невесту. Все было решено без моего участия.
— О Боже, — простонала я, припомнив своих родных, — ох, не напоминайте мне об этом!
— О чем?
— Мама, — пояснила я, — она никогда не позволит мне выйти замуж за вдовца.
— Давайте поговорим об этом позднее. Сейчас я хотел бы узнать ваше мнение, мадемуазель.
— Вы не знаете мою маму. Ей все равно, что думают другие.
— Но вы согласны или нет?
— Да, конечно, — поспешно отозвалась я, потому что заметила, что он начал злиться, — но мама…
— Забудьте о своей маме, мадемуазель. Поверьте, я сумею ее убедить.
Как я не старалась, забыть о ней я не могла. Я слишком хорошо ее знала. И я не видела, каким образом он будет ее убеждать. Потому что я таких слов не знала.
— Давайте пройдемся, — предложил де ла Рош, — вы немного подумаете и примете окончательное решение. Только пусть мнение вашей мамы в этом не участвует. Договорились? Кстати, ваши родные не имеют обыкновения разглядывать сад через окно?
— Нет, — я помотала головой, — к тому же, они сейчас слишком заняты. Мама читает, а отец занят своими опытами.
— Что за опыты? — поинтересовался де ла Рош.
— Они у него всегда разные. В прошлый раз, к примеру, это был желтоватый дым, который заполнил весь дом за самое короткое время. Только не спрашивайте, зачем он ему нужен. Уверена, он сам этого не знает.
Он расхохотался:
— Все ясно.
— В его кабинете постоянно что-то взрывается. Надеюсь только, что он не придумает нечто такое, в результате чего наш дом взлетит на воздух.
— Я тоже на это надеюсь. Так значит, прогуляемся?
Я согласилась и встала. Мы медленно прошлись по тропинке вдоль забора и обратно. По пути я все ломала голову над тем, почему он хочет на мне жениться. Ведь не из-за моей неземной красоты. Уж чем-чем, а этим я не обладаю. Неужели, только из-за моего необыкновенного чувства юмора? Но ведь никто не женится по этой причине. Какая-то она ненадежная.
— Знаете, месье, — осторожно заговорила я, нужно ведь просветить человека, — у меня совсем нет приданого.
— Правда? — ахнул де ла Рош, — какой ужас! Как же я это упустил?
— Да, и еще…
— Только не говорите мне, что вы долгах. Я этого не перенесу.
— Как вы угадали? — я хихикнула, потому что все это было очень забавно, — папа всегда говорит, что в долгах мы по уши. Это его любимое выражение.
— Я понял, как влип, — согласился он, — по уши, это должно быть ужасно. Но делать нечего. Сказанного не воротишь.
— Но и это еще не все, — продолжала я с энтузиазмом, включаясь в игру, — вы просто не представляете себе, какая я недотепа. Я ничего не умею, у меня все валится из рук, потому что они дырявые и еще, я страшно рассеянна.
— Мадемуазель, — фыркнул де ла Рош, — вы полагаете, я хочу нанять вас в качестве горничной? Какое у вас странное представление о замужестве.
— Я вовсе не думаю, что… Но все равно, вы должны об этом знать.
— А что вы знаете о моих недостатках? Ничего. Давайте не будем раньше времени раскрывать свои карты. Я хочу сохранить за собой право удивиться, когда вы что-нибудь уроните.
— Это еще не самое страшное, — ободрила я его, — вам будет еще удивительней узнать, что я не слышала ни единого слова из того, что вы сказали.