Никогда не предавай мечту

Кажется, ей хотелось большего, чем это осторожное прикосновение, но Альда остановилась. Не стала спешить. Спрятала горящее лицо у Макса на груди.

– Не знаю и не хочу знать, какой дурак решил, что ты холодная, – он снова гладит её щёки – наверное, розовые или красные – не понять, но то, что они пылают – Альда чувствует.

– Это я так решила, – только честность спасёт сейчас от безумной откровенности. – Нет ничьей в том вины, – твердит она, повторяясь.

Он не согласен – Альда ощущает это по каменности тела, но не хочет лгать и кого-то обвинять.

– Я хочу, чтобы ты знал: если ничего не получится, не вини себя, ладно? Есть вещи, которые не переломить.

– Получится, – упрямо сжимает он губы. – Может, мы поужинаем? А то потом будет поздно. Не люблю спать голодным.

Она тут же отстраняется. Накрывает на стол. Они едят молча. Макс – с аппетитом. Альда – очень медленно, словно пытаясь распробовать вкусовые оттенки, что спрятались в еде. Может, хорошо, что ей не нужно идти домой. Что он упросил её остаться. Ей не хочется уходить, возвращаться в пустую квартиру и холодную постель. Ей не уснуть без него сегодня. Предчувствие такое – внутренней пустоты вне этого дома. Вдали от Макса.

Макс снова тянет её в комнату, даже посуду не даёт помыть.

– Потом! Я сам! – машет рукой. – Устраивайся поудобнее, – кивает на тот самый диван, и Альда чувствует, как снова пылают щёки. Совсем недавно, здесь… он не просто касался её, а… с ними почти случилось это. Ничего не может с собой поделать: стесняется, как девочка, у которой ещё ни разу не было этого самого – страшится даже мысленно произнести правильное слово.

Она бросает украдкой взгляд, но Макс, кажется, совершенно забыл обо всём – ковыряется возле стола, присев на корточки.

Ему совсем не мешает протез – отстраненно думает Альда. Он привыкает. Забывается. Становится естественным. И это хороший знак. Однажды он снова станет тем самым Максом, что умел зажечь толпу только одной улыбкой.

– Я хочу, чтобы ты послушала. Музыка – второй важный компонент в танце.

– А первый? – срывается с её губ.

– Любовь и душа.

Макс смотрит в глаза ей прямо. И столько уверенности в его голосе и убеждённости во взгляде, что снова непроизвольно где-то в солнечном сплетении рождается робкая щекотка – маленький микровихрь, что готов разрастись до размеров бури, но Альда пытается подавить стихию всеми силами. Наверное, это страх. Боязнь, что ничего не выйдет.

Макс включает музыку, регулирует звук в колонках. Что-то такое нежно-капельное льётся оттуда, воздушное, как налетающий ветер.

Он садится рядом. Касается плечом её плеча. Уверенно и, наверное, специально. Но Альде так хорошо, что она, поразмыслив, прислоняется к тёплому боку. Ей хорошо. Свободно. Уютно. И музыка вливается в уши волнами, тревожит сердце, сбивая дыхание. Или это всё же Макс на неё так действует?.. Не понять.

Макс склоняется над ней, приподнимает подбородок пальцами. Легко касается её распухших от поцелуев губ своими.

– Я тут подумал, Альда. О том, о чём мы говорили. Ты можешь не верить, что проснёшься. Не надо. Я буду верить за двоих. И когда это случится – когда моя правда победит твой страх – обещай: ты исполнишь одно-единственное моё желание.

– Какое? – спрашивает она, прикрывая глаза. Ей хочется ещё целоваться. Но она сейчас в этом не признается.

– Вот потом и узнаешь, – Макс целует лёгкими прикосновениями веки, скулы, уголки губ. По очереди. Он похож на художника, что накладывает лёгкие мазки на новую картину. Нежно и любовно, предвкушая, какой она станет, когда работа подойдёт к концу.

Альда не спорит. И не потому, что увлечена действиями Макса. Ей нетрудно. Она может исполнить любое его желание, как золотая рыбка. Без всяких условий. Ему стоит только попросить или, на худой конец, приказать.

Она не слабая, нет. И не безвольная. Просто он именно тот, для которого она готова разорвать любую одежду на лоскуты и сшить заново нечто новое и шедевральное. Для этого даже зрения иметь не нужно. Достаточно прислушиваться к сердцу, что томительными толчками бьётся в груди, когда этот парень оказывается рядом.

Глава 36

Макс

Она уснула. Устроила из двух одеял гнездо, укуталась так, что только нос выглядывает, и вырубилась в какой-то момент на полуслове. Они слишком много разговаривали. О всякой ерунде. О бабочках. О каплях дождя. О музыке.

О книгах с ней он разговаривать не рискнул – боялся попасть в неловкое положение. Читатель из него не ахти какой. Но ему хотелось, очень хотелось дотянуться до неизвестной звезды по имени Альда. Стать с ней наравне. В любом деле, в любых разговорах. Это как тянуться к солнцу – греться, получать тепло, радость, возможность роста… С ней он оттаял. Вышел за рамки своего одиночества – безрадостного и жуткого.

Тонкая ранимая девочка спит рядом. В двух одеялах, когда на улице почти пришло лето. Хрупкий, но гибкий стержень, что сумел не сломаться. И ему снова немного стыдно за свой долгоиграющий срыв, что вырвал у него годы жизни.