– Иди спать, морализаторша, – мягко ворчит она и, не сдержавшись, снова смеётся. – Мы уже дома и никуда не уйдём.
– А папа теперь будет жить с нами? – щурит дочь хитрый глаз.
Интересно, если она скажет «нет», закатит скандал? Обидится? Будет дуться? Начнёт с жаром доказывать, что они не правы?
– Я остаюсь, – у Грэга ни тени сомнения. Он всегда быстро принимал решения и никогда не жалел, если что-то шло не так.
– Останешься, если дашь слово.
– Ева! – ахнула Юля. Что за условия ещё такие? Непоседливая, с вечными придумками дочь.
– Ну, и что же ты хочешь, Афанасьева? – Юля вздрагивает: так по-учительски деловито звучит вопрос в устах Грэга.
– Не вздумай ничего обещать, не подумав, – дёргает она за рукав куртки. – Ева потом не слезет с тебя.
– Женись на маме назад. А то я вас знаю. Завтра поцапаетесь – и привет. И будем мы потом сами ребёнка воспитывать.
– Какого ребёнка? – Юля прикладывает ладони к лицу. Дочь сегодня, как назло, решила весь свой нестандартный набор причуд показать.
– Такого, – Ева разводит руки в стороны, – маленького.
– А, ну если маленького, это в корне меняет дело, – Грэг очень серьёзен и смеяться не собирается. – Женюсь!
– По рукам? – протягивает дочь ладонь.
– По рукам! – Грэг звонко бьёт своей рукой о руку дочери.
– А меня спросить? – Юля понимает, что в меньшинстве. Две пары глаз смотрят на неё одинаково.
– Поздно, мать, – вздыхает Ева. – Ты, главное, не волнуйся. Тебе волноваться нельзя. Мы с папой сами. За тебя всё решим. А ты радуйся и… как это правильно? – смотрит выжидательно на отца.
– Расслабься и получай удовольствие.
Вот теперь в голосе Грэга – смех. Спелись за секунду.
– Хорошо, – лучше изобразить покорность, – но учтите: вы сами напросились. Так что никакого нытья и поблажек не ждите. А то я волноваться начну, а мне нельзя.
– И кто у нас манипулятор? – Ева прикрывает один глаз. – Спокойной ночи, родители! У нас предстоят насыщенные дни, так что не подведите. На вас смотрят ваши потомки – будущее нации!
– И в кого она такая умная? – Грэг провожает дочь взглядом.
– Можно подумать, ей не в кого пойти, – смеётся Юля. – Пойдём, я с ног валюсь. Постелю в большой комнате. Я ещё ванную хочу принять.
Он ловит её за руку. Смотрит серьёзно.
– Не хочу без тебя.
Несколько простых слов, что согревают душу.
– А кто тебе сказал, что ты будешь без меня? – поправляет она белую прядь, что выбилась из хвоста и падает ему на глаза. – Здесь не царские палаты. Всего две комнаты. Одна из них – Евина, вторая моя. Теперь наша. Хватит торчать у порога. Раздевайся.
Как это привычно. Словно не было долгих лет разлуки. Её мужчина снимает обувь и куртку. Мягко ступает по полу. Заходит в комнату. Он везде как дома. А здесь – и вовсе свой, привычный. Будто никуда и не уходил.
Он не спит и ждёт, и когда Юля возвращается, привычно прижимает её к себе. Знакомым жестом. Рукой, которую она знает наизусть: каждый шрамик, каждую выпуклую вену.
– Ты предохраняешься, Юла? – спрашивает он тихо, когда она уже готова провалиться в сон.
– Нет, конечно, – отвечает честно. – Незачем было.
– Значит, Ева не так далека от истины.
Юля поворачивается, упирается рукой Грэгу в грудь. Смотрит в глаза. В темноте всё равно ничего не видно, но для неё это важно – лицом к лицу.
– Тебя что-то смущает или напрягает?
– Ты не сказала.
– Ты не спросил.
– Не подумала? – он дышит ровно. И сердце у него бьётся, как часы: спокойно, размеренно, чётко.
– Подумала, – лучше пережить этот разговор сейчас.
– Но промолчала, – он отнимает её руку со своей груди и целует пальцы. Каждый по очереди. А затем – запястье. В самое чувствительное место. Проходится языком, зная, что от этого она теряет контроль. Сходит с ума.
– Ты тоже почему-то не был разговорчивым.
– Юла, – теперь он смотрит на неё. Видеть бы его глаза – нестерпимо сильное желание.
– Что? – в голосе её – почти вызов.
– Я сделал это намеренно. И хочу, чтобы ты знала об этом. И если ты беременна, я хочу этого ребёнка.
– Знаешь, что у нас хорошо?
– И что же? – Грэг снова овладевает её рукой. Поглаживает между пальцами, нежно сжимает каждую фалангу. Ей стоит большого труда не стонать в голос.
– Мы порой мыслим одинаково. Поступаем одинаково.
– Произносим одни и те же слова. Знаю. Может, поэтому мы идеально подходим друг другу. Тогда. И сейчас. Давай спать, Юля. Скоро новый день придёт, а с ним – очень много хлопот. У меня – Макс и Альда.
– У меня тоже, – тихо смеётся она, устраиваясь поудобнее на его груди.
Ради таких мгновений стоит жить. Хорошо, что река жизни бесконечно меняет свои воды. Потому что когда заходишь в них снова, острее чувствуешь, что было, и трепетнее ценишь, что есть.
Глава 40
Грэг
Что-то неуловимо изменилось. Вначале Грэг приписал это своему обострившемуся мироощущению, когда всё вокруг кажется ярче и выпуклее, сочнее и вкуснее: воздух, природа, люди.
Он ощущал крылья за спиной – настолько реально, что чувствовал их тяжесть и размах, мягкость упругих перьев. Кажется – мгновение – и они со свистом примут в объятия ветер, поймают волну и унесут вдаль, где перистыми облаками улыбается синее небо.