– Ты использовал брата как приманку? – изумился я, вдруг забыв о том положении, в котором находился. – Тогда почему же ты его не спас сразу же?
– Если бы я его спас, то никогда не узнал бы, где вы обитаете.
Я в очередной раз подивился человеческой подлости. Подумать только, подставить своего соратника и спокойно наблюдать, как он умирает.
– Брат Феодор сейчас в раю, – спокойно добавил монах. – Он пожертвовал жизнью ради богоугодного дела.
– Нет, это ты пожертвовал его жизнью, – заметил я.
– Может называть это, как хочешь. Тебе все равно не понять высоких устремлений богобоязненного человека, потому что ты – нечисть. Брат Феодор сослужил службу, наведя меня на след вампиров. А уж мое дело – рисковать своей жизнью, убивая их. Когда чудовище, влетевшее в окно, которое я предусмотрительно оставил открытым, превратилось в женщину, я узнал ее сразу. Потому что много раз видел вас троих в городе. Оставалось только выяснить, где вы обитаете, чтобы застать днем тепленькими. Сам понимаешь, что мне не хотелось бы сражаться с бодрствующими вампирами. Зачем? Когда можно без особых усилий справиться с вами спящими. Я дождался, пока она напьется крови и отправится домой. Тогда-то я и высунулся в окно, и отметил, в какую сторону она полетела. А дальше… дальше нетрудно было догадаться о замке. Признаюсь, замок с самого начала казался мне подозрительным. Хотя бы потому, что ворота никогда не запирались, а мост не поднимался. В наше время разбойников и воров только очень странные жильцы могли бы не запирать на ночь свое жилище.
Это был мой промах. Я никогда не вспоминал о ворах, а ворота и мост настолько проржавели, что лень было думать о том, чтобы приводить все это в порядок. Тем более что двери самого замка я тщательно запирал, не сообразив, что внутрь можно проникнуть и другими путями, коль скоро ты оказался во дворе.
Какую же казнь приготовил этот фанатик, не гнушающийся никакими средствами для достижения цели? Он мог придумать любые пытки, которые не приснились бы даже инквизиции. Если бы он вздумал прыскать на меня святой водой или кидать дольками чеснока, то я бы лишь посмеялся. Если бы он начал размахивать серебряным крестом, я бы тоже не особо пострадал. Но передо мной был человек, который додумался до тайны осинового кола, а это означало, что в его арсенале есть еще немало таких штучек.
– Ты знаешь, что я с тобой сделаю? – продолжал вопрошать он, явно наслаждаясь моей беспомощностью. – Я тебя окрещу. Ты будешь первым в мире крещеным вампиром.
Если сказать, что я был в ужасе от такого предложения, значит ничего не сказать. Брат Николай собирался совершить немыслимую богомерзкую вещь – он хотел наградить вечного вампира бессмертной душой. Конечно, существовала вероятность, что я просто погибну, но я ведь мог и выжить, потому что предполагался кафолический обряд крещения. Я мог остаться уродом, потерять все свои навыки и потом лишь медленно умирать в каком-нибудь углу.
– Лучше убей меня сразу, – снова попросил я. – Не бери грех на душу, ты ведь святой человек, монах.
Но разве можно уговорить христианина, которого обуяла гордыня? Христианская гордыня не знает границ, для спасения души годятся любые средства. Только ведь брат Николай не просто желал спасти свою душу, он желал так же примкнуть к лику святых при помощи невообразимого деяния. Он готовил себе место возле своего бога и для этого готов был идти по трупам.
Словом, я лежал, как муха, спеленутая пауком, а сам паук торжественно готовился к обряду. Он расстелил белое полотно, которое извлек из своего мешка, поставил на него чашу для святой воды и положил большой крест. Потом извлек бутыль, в которой плескалась жидкость. Я понял, что это не вино, а святая вода. Но ему и этого оказалось мало, на краешке импровизированного алтаря он пристроил серебряную чарку с красным вином и просфору, пухлое подобие гостии, чтобы сразу же после крещения заставить меня причаститься.
– Ты говорил, что тебя зовут Иштван? – спросил он. И не дожидаясь ответа, добавил. – Крещен будешь именем святого Стефана. Он был первым великомучеником, и ты будешь первым вампиром-христианином. Это хороший знак.
Пока брат Николай все это раскладывал, бормоча под нос какие-то молитвы, я чувствовал себя довольно сносно. Даже наречение меня именем святого Стефана прошло гладко, но вот когда он трижды плеснул водой из чаши, приговаривая: «Крещается раб божий Стефан во имя Отца и Сына, и Святаго Духа. Аминь», мне стало плохо. Наверное, из-за того что ту же формулу использовали и в католичестве, хотя и на другом языке. Первый раз я потерял сознание, когда добрый брат Николай повесил мне на грудь серебряный крест на шнурке, который снял со своей шеи. Фанатик напитал его какими-то флюидами, которые незамедлительно принялись терзать мое тело как раскаленный металл. Когда я пришел в себя, крест уже не причинял боли, но вызывал тошноту и вялость. Я лежал безучастный, замотанный в металлическую сеть, и ждал окончания процедуры.