Никогда не связывайтесь с животными. О жизни ветеринара

Несколько лет назад я забрался на вершину Макалу – пятый по высоте в мире восьмитысячник – 8485 метров. Наша группа пыталась взойти на вершину по новому маршруту по юго-восточному склону. Когда группа вернулась в лагерь 1, стало понятно, что с нами нет Тони, члена команды. Он мог сорваться и разбиться насмерть. Падающие камни могли повредить снаряжение, веревка могла оборваться или он сам просто сорвался в пропасть. Он мог получить травму и сейчас болтался где-то там на скале и ждал подмогу. Ему могло стать плохо на высоте или же он просто утомился и где-то застрял по дороге. Тони вполне мог уже погибнуть, но если он еще жив, то ждал помощи, и мы должны срочно идти и спасать его. Любая спасательная операция означает дополнительный риск и тяжелый труд. Два других скалолаза – руководитель экспедиции и мой коллега-врач – к тому моменту уже выдохлись после 12-часового перехода с грузом в разреженной атмосфере высокогорья. Они были не в состоянии идти назад, просто не могли физически. Может показаться жестоким, что они не пошли назад, но это не так. Если со спасателем что-то произойдет, то никакого спасения не состоится. Я бы в одиночку не смог вытащить Тони. К счастью, на базу тут вернулся еще один мой приятель, Сиджей. Как и все мы, он провел долгий день в переходе. Но, когда я рассказал ему вкратце, что случилось, по глазам было видно, что он готов идти спасать. Мы быстро отправились назад в темноте, с трудом проходя тот же путь, дышать было трудно, так как на высоте мало кислорода, но мы упорно шли, надеясь найти Тони живым. Если с одним из нас что-то произойдет, станет плохо, оступится, поранится, то нам уже никто не поможет. Вряд ли вертолет поднимется на такую высоту. Да и точно в темноте никакой вертолет не полетит, а если и полетит, то склон был такой крутой, что никакой пользы от него бы не было. Шерпы могут добраться до нас лишь на следующее утро. Мы вдвоем смогли бы вытащить Тони, но по одиночке никто бы из нас не справился. Тяжелый восьмичасовой переход нормальным шагом занял шесть часов на максимальной скорости. Когда мы добрались до конца зафиксированных канатов, показался лагерь 1. Следов Тони не было. Либо он в лагере, либо его уже там нет. При свете фонаря на шлеме я увидел зеленый нейлоновый тент.

– Тони? Тони? – кричал я изо всех сил. – Ты там?

Тишина.

– Тони! – заорал Сиджей.

– То-о-они-и-и?! – хором начали мы звать нашего приятеля.

Ни звука в ответ… но потом послышался какой-то шорох.

– Чо? Чо вам надо? – донесся ответ Тони из палатки.

– Что нам надо?! Мы думали, что ты сдох, на хрен, идиот ты! – заорал я.

– Да живой я, просто уронил страховочное устройство, понял, что подвергаю опасности и себя, и остальных, а поэтому вернулся.

– Да чтоб тебя! Ставь чайник на огонь!

Я воткнул свой топорик в лед рядом с палаткой и стал отстегивать молнию на входе в палатку. Сиджей уже передал на базу, что мы все в порядке. Будучи единственным, кто мог называться врачом в этой ситуации, я осмотрел Тони и объявил, что состояние у него удовлетворительное. Порекомендовал ему немедленную кастрацию на месте, чтобы этот низкокачественный генетический материал не смел размножаться. Тони был против такого врачебного заключения. Спустя несколько чашек чая и заслуженную обструкцию, мы стали укладываться на ночлег. Я спал без задних ног в прямом и переносном смысле.

Альпинизм может показаться лишь отдаленно связанным с ветеринарной медициной, но я нахожу между ними много параллелей. Командная работа – это сходство очевидное, а как насчет апробирования новой хирургии или срочного хирургического вмешательства, разве это не схоже со спасательной операцией? Кто откажется выйти в снежный шторм для спасения другого? Спасение жизни другого является наивысшим жизнеутверждающим поступком, на который способен человек, но провал может быть сокрушающим. А что если штормит каждый день? Такое выдержать сложно. На каждого пациента отводится определенное количество времени, а что делать, если каждый пациент требует на несколько минут больше? Если подсчитать все это время, то получается невозможное количество человеко-часов в неделю. У большинства ветврачей уходит от 10 до 15 минут на пациента. Допустим, ваш рабочий день начинается в 08:30 и заканчивается в 18:30, с часовым перерывом на обед, что само по себе уже роскошь. Давайте отведем по 15 минут на прием, заложим чуть больше среднего. И если это будут только консультации, без операций, то получается 36 разных животных с 36 разными проблемами в день. И если каждому из них потребуется лишь на 5 минуточек больше, то набегает 180 минут, то есть еще три часа в день. Даже если вы пожертвуете своим часовым перерывом на обед, вам все равно еще два часа работать. Как и с двумя другими членами команды на горе Макалу, тут должен сработать инстинкт самосохранения, иначе не будет у нас спасательной операции.

Человеческий врач тоже сталкивается с подобными проблемами.