Никогда не улыбайся незнакомцам

— О чем? — спросила она, стараясь, чтобы голос звучал как можно более возмущенно. Ее мать была возмущена им, особенно после его поздних задержек на автостоянке.

— Все дело в твоих манерах. Твоем отношении.

Она приподняла бровь и уставилась в пол. Эрика ненавидела чужие глаза, они вызывали у нее беспокойство. Ей не нравилось то, что она в них видела. Осуждение, безразличие, ненависть, невежество. Большую часть времени она не могла смотреть в глаза даже собственному отцу. Он был таким же невежественным, как и все они.

Ее слова прозвучали сердитым шипением.

— Прошу прощения?

Он взглянул на ее тумбочку и увидел бутылку вина, но когда заговорил снова, то ничего не сказал об алкоголе. Вместо облегчения это привело Эрику в еще большую ярость.

— Ты была очень груба с Памелой сегодня вечером. Я не...

— Она, ведь до сих пор здесь? — перебила его Эрика. Было уже десять часов. У этой странной женщины нет никаких причин все еще находиться в доме.

— Ну, да. Памела все еще здесь. И она пробудет у нас некоторое время. Она... остается на ночь. — Он указал на свечи на подоконнике. — Тебе нужно быть осторожной с ними. Обязательно задуй, прежде чем отправишься в...

— Останется на ночь? Где? Где она будет спать?

— Эрика, сколько раз нам нужно...

От алкоголя у нее кружилась голова.

— В твоей постели?

— Я взрослый мужчина, милая. Если Памела...

— Ты все еще женат! — выкрикнула Эрика. Слезы навернулись у нее на глаза, и она повернулась так, чтобы он не мог видеть ее лица. Она была разочарована тем, что повысила голос. Он принял бы это за заботу, а все совсем наоборот.

Мышцы ее живота сжались, когда она подумала о том, что ее отец спит с другой женщиной. Она не была уверена, почему. Она знала, что ее мать никогда не вернется к нему или в Гранд-Треспасс. Так что это совсем не должно иметь значения.

Часто она фантазировала о том, как проберется посреди ночи в спальню своего отца и покончит и с ним, и со шлюхой, с которой он спал. Она бы ему показала. Это было бы так просто. Но ей есть что терять. А именно, ее мать.

Голос позади нее смягчился.

— Твоя мать не связывалась с нами десять лет. Я очень, очень усердно искал ее. Мы все это делали. Мы не смогли ее найти, дорогая. Я не совсем понимаю, что произошло... или почему она не пыталась связаться с тобой, детка. Я знаю, что она любит тебя.

Эрика молчала, не желая ему верить. Ей хотелось думать, что ее мать связалась с ее отцом и пыталась связаться с ней, но отец каким-то образом встал между ними. Ее мать была совершенством, чем определенно не был ее отец.

— Эрика, я не понимаю, почему ты все так усложняешь. Я стараюсь. Я действительно стараюсь.

Он старался? Она не видела, чтобы он старался. Неужели он думал, что последние несколько лет ухаживаний за распутными женщинами и работа допоздна по вечерам в дилерском центре — это старание? Может разбитый десятилетний «Форд», который ломался два раза в месяц, в подарок или полное безразличие к ее жизни? Это старание?

Ее отец встал.

— Мне жаль, что ты все так воспринимаешь. Действительно жаль. Но у меня тоже есть своя жизнь. И я собираюсь жить ею, милая.

Он подошел к двери ее спальни, затем повернулся.

— Тебе понравится Памела. Она замечательная леди. Она отличается от других. Вот увидишь.

С этими словами он закрыл дверь.

Теперь, оставшись одна, Эрика не стала сдерживать слез. Ей хотелось закричать в дверь и сказать что-нибудь гадкое, что причинило бы ему боль. Ей хотелось швырнуть бутылку вина. Она ненавидела его. Он был причиной, по которой мама ушла.

Глава 10

Закусочная «Люка» никогда не пустовала. Кто-то всегда сидел за столиком или задерживался у стойки между шестью часами утра и одиннадцатью часами вечера. Иногда это была служащая с бензоколонки через дорогу, которая околачивалась там, чтобы избежать встречи со своим мужем. В других случаях какой-нибудь одинокий вдовец, рабочий или уставший человек, или семья, проезжавшая через город.

Косоглазому Крису Робишо принадлежала закусочная «Люка», и черно-белые фотографии его семьи и Гранд-Треспасса, которые украшали стены заведения. Среди них была фотография почти в натуральную величину его покойной дочери Люки Энн, которая умерла двумя годами ранее в результате несчастного случая, утонув в протоке Треспасса.

Хейли находила взгляд маленькой девочки жутким. Каждый раз, когда она видела фотографию, ей приходилось отводить глаза. Может быть, дело в том, что девочка умерла такой молодой. Она просто выглядела слишком мудрой на фотографии, слишком знающей. Ее образ заставил Хейли задуматься, знают ли мертвые больше, чем живые.

Крису было лет двадцать пять, но он казался недостаточно взрослым, чтобы иметь ребенка. Особенно мертвого. Обычно, когда у людей имелись дети, у них был изможденный вид. Как будто они просто быстрее старели или взрослели, как это невозможно для бездетных. Крис не выглядел так.