Никогда_не...

Помню, как она меня оставила тут после третьего класса. Как я не сдохла тогда — не знаю. С домашнего обучения — в вот это вот гадюшник, провинциальную школу. Из большого города — в это болото. Стоило связываться с этим мудаковатым шведом, который ее заставлял хату пылесосить круглосуточно и пиздил за каждую мелочь. Хорошо, хоть с ним, в его ебаную Швецию не свалили — если он у нас в стране такое себе позволял, то что было бы у него дома… Работник, блядь, иностранной компании.

Маньячина.

Ненавижу мужиков. Все мудилы. Все! Этот швед-благодетель. Мой папочка-нарк, который сдох сразу как я родилась — а может, не сдох, может, мать меня так типа щадит. Может, съебнул куда-то к другой дуре, которая его спасать годами будет, лечить до очередного рецидива.

Придурки-пацаны из класса, которые только и могли, что ржать надо мной — как же, я не Ви, у меня нет сисек третьего размера и белых волос до жопы.

А вот у неё есть. И ей от этого только хуевее в два раза. Потому что ее так и воспринимают — сиськи-волосы. Ну, и еще ноги. Так с детства внушили.

Я бы ее постригла — коротко-коротко, почти налысо. Она бы все равно красивая была. Только тогда никто бы не думал, что она просто тупорылая Барби. Чтобы она сама так не думала. Чтобы понимала, какая она. Что о неё тоже тупо вытерли ноги. Выставили как ширму — и давай юзать. Ви стишки, Ви песенки на линейках в микрофон, Ви даже на олимпиаду, ну и ладно, что ей похуй и она ничего не знает — по городу вытянут, а на область и не обязательно.

Зато на фотках классно будет смотреться. По центру, блядь.

Ее недавно тут накрыло. Может, говорит, зря я так. Может, еще не поздно за голову взяться. Меня на олимпиаду, говорит, могут отправить — ну, не на серьезную по физике, математике или языкам. А по какой-то сраной этике или обществознанию — написать готовые мысли из учебника. Типа мы должны быть добрыми друг к другу и толерантными.

Ага, толерантными. Расскажите мне о толерантности. Я очень рано узнала, что это такое. Когда меня гнобили в этой херовой школе, когда только пришла за то, как выгляжу. За то, что говорю. За то, как поступаю. За то, что умнее их всех. Как валили на каждом предмете. Как занижали самую проходную оценку.

Сама Ви гнобила. Она вспомнила о этом. Не сразу, но вспомнила, когда я заставила ее сделать это. Не знаю, было ей тогда так стыдно, как она это показала, или это очередной пиздеж.

Наверное, было. Я хочу верить в это.

Да и от неё это было нечасто — ну поржала пару раз, когда я волосы сильно коротко стригла, назвала «тифозной». Просто повторяла за другими. Но, блядь, как же бесило, что все то, что должно быть моим — олимпиаду, научные работы, конкурсы всякие — давали ей! Просто потому что она такая! И понимаю, что она ни при чем — а не могу простить.

Суки, рассорили нас с самого начала.

Но теперь они подавятся все. Потому что Ви меня слушает. Она поняла, что я права. Она на моей стороне.

Ясно вам?

П.с. А Ви на олимпиаду не поедет. Я убедила ее, что это тупо показуха. Ей самой никогда не нравилось. Я ей это доказала. И она пошла и набухалась — видела это по ее фоткам. Жалко, что без меня.

Жалко, что меня там не было.

Тоже хочу быть с ней на фотках. Вместо них. Я там должна быть, рядом. Я еще немного подожду и сделаю это.

Я не буду больше прятаться.

Потому что я хорошая. А они — говно сраное»

…Выдыхая, снова откидываюсь назад и снова долго-долго смотрю в монитор. У меня нет сил делать какие-то выводы. Нет сил думать обо всем этом.

И нет времени — напоминает мне таймер, громко пища и подсказывая, что пора вызывать такси и ехать за Вэлом, что я и делаю, чувствуя себя как в тумане.

До этого подобный эффект у меня был только после встреч с Артуром — какие-то последствия сильной эйфории, не отпускающие слишком долго. Я могла стукнуться об угол, или на пару минут потерять ощущение реальности, забыв где нахожусь, или поймать себя на том, что вдруг дышу взволнованно и глубоко, а сердце выбивает отчаянную чечетку в груди, как будто это самые последние его удары.

Сейчас со мной то же самое. Полнейшая прострация — только не от счастья, а от… ужаса? Нет, скорее от подавленности. А еще — боли и досады, что все вышло именно так. Что в этой истории не оказалось хороших и плохих, и даже мое яростное негодование превратилось в тлеующие угли, пекущие изнутри не менее больно.

Я хотела найти жерту и обидчика, а нашла двух жертв. Двух девчонок, поломанных взрослыми в угоду своему легкомыслию и амбициям, вытесняемым на детях.

Кажется, виноватый в этой истории всё-таки есть, и не один — воспитатели, родители, учителя. Именно они, играя Виолой и Кристиной — самой желаемой и нежеланной в любом коллективе девчонками, создали такое поле напряжения, искусственно развели их в красный и синий угол ринга, создали вражду, которая в итоге вылилась не в симпатию, даже не в приятие друг друга на зло всем, кто постоянно их стравливал. А в какую-то отчаянную отдушину, которую они находи друг в друге так недолго. Пока одна из них не выдержала.

Может, скоро не выдержит и вторая?