—
— Только потому, что я хожу в черном, веду
— Ты так жесток.
— Как будто тебе не все равно.
— А что если нет?
Изобель тут же закрыла рот рукой, сразу почувствовав, как загорелись щеки под ее ладонью. Как это произошло?
— Нет, — заверил он ее. — Ты заботишься о своем пушистом розовом эго.
— Это не правда, — сказала она, подходя к кровати и плюхаясь на ее край, глядя на ее пушистый розовый халат. Она закрыла глаза и стиснула пальцами лоб.
Почему все так странно? Разве они не общались нормально на чердаке? А в магазине мороженого? Разве это не считается?
— Я не знаю, как рассказать тебе, вот и все.
— Рассказать мне о чем?
— О парке, — вздохнула она, проводя рукой по своим влажным волосам. — Ладно, забудь. Прости меня, ладно? Я действительно не думаю, что это был ты. Я просто не хочу, чтобы ты думал, что я сумасшедшая или что-то типа того.
— Рассказав мне о том, что кто-то гнался за тобой по парку, и что я должен сознаться в этом? Сумасшедшая? Нет. Испытывающая манию величия? Возможно.
— Я просто думала, что это могли быть твои шуточки или что-то типа того. Я не смогла их увидеть, кто бы это ни был, — сказала она слабым и тихим голосом, ее уверенность исчезала, как увядающий цветок.
— Что ж, это звучит возмутительно, — сказал он, — Я был в книжном магазине еще час после того, как ты ушла. Кстати, мне следовало тебе сказать, чтобы ты знала, что я заложил мой плащ-невидимку на прошлой неделе. Возможно, ты захочешь проверить магазин, чтобы узнать, купил ли его кто-то.
— Мне просто… — начала она тихо, — мне просто нужно было поделиться с
Телефон снова замолчал. На другом конце трубки послышалось движение. Понизив голос, он сказал:
— Ты уверена, что ты это себе не придумала? Я имею в виду, ты ведь читала прямо перед тем, как ушла.
Неужели он думает, что она ходила в детский сад?
— Я знаю разницу между историей и реальностью. Кроме того, я слышала голоса и как ворота загремели после того, как я вышла из парка.
— И за исключением очевидного выбора, то есть меня, ты не думала, что это был кто-то другой?
Он сказал это, не скрывая сарказма и ей не нужно было гадать, чтобы узнать, кого он имел в виду.
— Он бы не стал, — сказала она.
— Я вижу, что ты предполагаешь, что есть много вещей, которых он не стал бы делать.
Она ничего не ответила на это.
— Ты видела, кто это был вообще? — спросил он.
— Нет, это просто...
— Подожди, — сказал он.
Изобель замолчала и прислушалась. Она слышала, как он передвигается на другом конце телефона, открывает дверь, а затем мужской голос:
— Ворен, уже девять, — сказал голос. — Никаких разговоров по телефону после девяти. Ты знаешь это.
Эээ, что он сказал? Комендантский час на
— Кто это? С кем ты говоришь? — спросил голос.
Изобель услышала, как Ворен пробормотал какой-то ответ, но она не расслышала, потому что это прозвучало так, словно телефон был обернут какой-то тканью.
— Время прощаться, — послышался мужской голос в трубке. — Скажи, что вы поговорите завтра.
Изобель снова услышала шарканье ног, а потом голос Ворена вернулся.
— Мне нужно идти, — сказал он.
— Хорошо. Эмм… я увижу тебя завтра в школе?
Молчание.
— Алло?
— Да, — сказал он. — Конечно.
13
Изобель сидела за столом на кухне и смотрела на плавающие кусочки зерновых хлопьев в своей тарелке, чувствуя себя после вчерашней убийственной прогулки вялой, унылой и скучной. Она была слабой и загруженной, словно в течение тех четырех часов, пока она спала, ее посетили маленькие волшебные кролики и набили ее голову ватой. Каждый звон посуды в раковине, шарканье шагов в комнате, шелест газеты ее отца — все звучало так, словно доносилось откуда-то из-под земли.
Все еще жуя, она подняла глаза от стола и прищурилась, посмотрев в конец коридора, где рюкзак Дэнни лежал рядом с подставкой для зонтиков. Она смутно задумалась, где ее собственный. Потом вспомнила.
Изобель уронила ложку. Она громко ударилась об ее тарелку.
Изобель начала подниматься со своего места.
— Изобель? — спросил ее папа с другого конца стола.
Она даже не потрудилась ответить. Бросившись в холл, она выбежала через парадную дверь.
Утренний морозный воздух ударил ей в лицо, легкие наполнились морозной сыростью, пробуждая все муки прошлой ночи. Острая боль пронзила кости и мышцы, когда она заставила себя двигаться. Мокрая трава касалась краев ее джинсов.
О, пожалуйста, будь здесь. Пожалуйста, будь здесь!
Он все еще был там — в траве. Слава Богу!