Ламия обошла своих подруг и приблизилась к Ричарду. Он нервно поднял нож, вспоминая ледяной холод ее поцелуя, его смертоносную сладость. Ламия чуть склонила голову и нежно улыбнулась Ричарду. А потом поднесла ладонь к губам и послала ему воздушный поцелуй.
Ричарда передернуло. Что-то затрепетало в темноте – и дети ночи исчезли, остались лишь тени.
Ричард прошел по переходу и выбрался на поверхность. Он оказался на вершине поросшего травой холма. Солнце медленно выползало из-за горизонта. В его неясном свете Ричард разглядывал расстилавшуюся перед ним зеленую равнину. Он видел дубы, ясени и буки с голыми ветвями, – различая их по форме, потому что листва облетела. По равнине вилась широкая чистая река. Он заметил, что стоит на острове: две речушки поменьше впадали в реку, огибая холм, на котором он стоял. И вдруг Ричард понял, хотя и не мог бы сказать, откуда пришло к нему это понимание, но он был совершенно уверен, что не ошибся: он по-прежнему в Лондоне, только за три тысячи лет до того, как на берегу Темзы лег первый камень первого человеческого жилища.
Он расстегнул молнию, убрал в сумку нож, – который лег рядом с бумажником, – и снова закрыл сумку. Небо постепенно светлело, но свет был каким-то необычным, словно солнце было моложе и чище. Оно поднималось на востоке – оранжево-алое – там, где потом будут доки, и Ричард смотрел, как косые лучи ложатся на леса и болота (для него это были Гринвич и Кент), и на море.
– Привет, – сказала Дверь.
Он не заметил, как она подошла. Девушка была все в той же потрепанной кожаной куртке, но под ней было надето что-то новое, впрочем, такое же изорванное, заштопанное, залатанное, из бархата и парчи, шелка и кружева. В лучах восходящего солнца ее рыжеватые волосы отливали медью.
– Привет, – сказал Ричард.
Ее тонкие пальчики легли на его правую руку, сжимавшую ручку сумки.
– Где мы? – спросил он.
– На великом и ужасном острове Вестминстер.
Он подумал, что это, должно быть, цитата, хотя сам он ничего подобного прежде не слышал.
Вместе они начали спускаться с холма, и белая изморось, покрывавшая длинную траву, таяла у них под ногами. Цепочка темно-зеленых следов вилась туда, откуда они пришли.
– Знаешь, – проговорила Дверь, – теперь, когда ангела нет, в Нижнем Лондоне многое можно изменить. А я совсем одна. Отец мечтал объединить Нижний Лондон… и, мне кажется, я должна закончить то, что он начал. – Рука об руку они шли на север, прочь от Темзы. В небе над ними кружили белые чайки. – Ричард, ты слышал, что Ислингтон где-то спрятал мою сестру. Значит, она жива… Ты спас мне жизнь. И не один раз… – Она запнулась, а потом выпалила на одном дыхании: – Ты был мне хорошим другом, Ричард. И я… мне было хорошо с тобой. Не уходи, пожалуйста.
Он нежно сжал ее ладонь.
– И мне было с тобой хорошо. Но это не мой мир. В моем Лондоне… самое страшное, что может приключиться – это если тебя собьет такси… Ты мне тоже нравишься. Очень нравишься. Но я должен вернуться домой.
Она подняла на него свои удивительные глаза, зелено-синие с огненными искорками.
– Значит, мы больше никогда не увидимся.
– Наверное, нет.
– Спасибо тебе за все, – серьезно проговорила она, а потом обхватила его руками и сжала так сильно, что ему стало больно (синяки еще не прошли). И он обнял ее так же крепко в ответ, не обращая внимания на боль.
– Что ж… Приятно было познакомиться, Ричард. – Она часто заморгала. «Неужели опять скажет, что соринка попала?» – подумал Ричард. Но ошибся. – Готов? – спросила Дверь.
Он кивнул.
– Ключ у тебя?
Он опустил на траву сумку и правой рукой вытащил ключ из заднего кармана джинсов. Отдал его Двери. Она вытянула руку с ключом перед собой, словно вставляя его в невидимую замочную скважину.
– Что ж… Тогда иди. И не оборачивайся.
И он стал спускаться с холма, прочь от синих вод Темзы. Над головой у него промчалась серая чайка. У подножия он обернулся. Дверь стояла на вершине в лучах восходящего солнца. Щеки ее блестели, и оранжевый свет играл на ключе.
Она решительно повернула ключ.
Он оказался в темноте, наполненной страшным ревом, похожим на рык тысячи разъяренных чудовищ.
Глава XX
Он оказался в темноте, наполненной страшным ревом, похожим на рык тысячи разъяренных чудовищ. Он замигал, вцепившись в свою сумку. Наверное, зря он убрал нож. Мимо прошли какие-то люди. Ричард испуганно отшатнулся от них. Впереди оказалась лестница, и он начал подниматься. Постепенно мир вокруг стал обретать знакомые очертания.
Рев неведомых чудовищ оказался всего лишь шумом моторов. Ричард вышел из подземного перехода прямо на Трафальгарскую площадь. Небо было сочно-голубым, как экран телевизора, когда канал завершает свою работу.