Никогде

Они прошли в дверь, и Ричард невольно зажмурился от яркого света, полоснувшего по глазам как нож. Когда осторожно приоткрыл глаза, он с удивлением обнаружил, что они оказались в длинном переходе между станциями «Моньюмент» и «Бэнк». Туда-сюда сновали люди, не обращавшие на них ни малейшего внимания. Где-то выл саксофон, довольно успешно выводя «I’ll Never Fall In Love Again» Берта Бакара и Хэла Дэвида[26]. Ричарду захотелось подпеть, но он, разумеется, этого не сделал. Они шли к станции «Бэнк».

– Так кого же мы ищем? – невинным тоном спросил он. – Архангела Гавриила? Рафаила? Михаила?

Маркиз постучал по станции «Энджел» на карте метро, мимо которой они как раз проходили:

– Ислингтона.

Ричард тысячу раз проезжал станцию «Энджел», расположенную в фешенебельном Ислингтоне с его антикварными магазинами и дорогими ресторанами. Он мало что знал об ангелах, но был уверен, что станцию назвали в честь какого-нибудь паба или таверны. И решил сменить тему:

– Когда я пару дней назад пытался сесть в вагон, у меня ничего не получилось.

– Надо было показать вагону, что ты сильнее, вот и все, – раздался негромкий голос Охотницы откуда-то сзади.

– Не волнуйся, мы сможем сесть на тот поезд, который нам нужен, – проговорила Дверь, кусая губы. – Если, конечно, сумеем его найти.

Ее слова потонули в музыке, звучавшей совсем близко. Они спустились по ступенькам, свернули за угол и увидели саксофониста. Он играл, а на полу перед ним было расстелено пальто. На нем лежали россыпью монетки, наверняка брошенные самим саксофонистом в надежде подбодрить прохожих. Но судя по всему, этот фокус ни на кого не действовал.

Саксофонист был необыкновенно высокий, с темными волосами до плеч и длинной раздвоенной бородой, с глубоко посаженными глазами и крупным носом. Он был в линялой футболке и заляпанных жиром голубых джинсах. Когда они подошли к нему, он перестал играть, вытряхнул слюну из мундштука, снова прижал его к губам и заиграл «Cry Me A River» Джули Лондон[27]:

Now, you say you’re sorry…[28]

Ричард с удивлением понял, что саксофонист их видит, хотя и старается этого не показать. Маркиз остановился прямо перед ним. Мелодия с жалким писком оборвалась. Маркиз холодно улыбнулся.

– Ты ведь Лир, не так ли?

Саксофонист неохотно кивнул, нервно перебирая пальцами клавиши саксофона.

– Нам нужен Эрлс-корт, – сказал Маркиз. – У тебя случайно не найдется расписания?

Ричард начал догадываться, что «Эрлс-корт»[29] вряд ли означает ту станцию метро, на которой он сто раз сидел на лавочке в ожидании поезда, читая газету или просто о чем-нибудь думая. Саксофонист Лир облизнул губы.

– Может, и найдется. А что я получу взамен?

Маркиз сунул руки в карманы плаща и улыбнулся, как кот, которому доверили клетку с бестолковыми, жирными канарейками.

– Говорят, – промолвил он таким тоном, будто вел светскую беседу, – что наставник Мерлина Блэз однажды сочинил мелодию, настолько завораживающую, что монеты сами выпрыгивали из карманов у всех, кто ее слышал.

– Такая мелодия стоит больше, чем какое-то расписание, – прищурившись, заметил Лир. – Если, конечно, вы ее знаете.

Маркиз правдоподобно изобразил недоумение. Его лицо говорило: «Еще бы! Эта мелодия почти бесценна!».

– Ну, очевидно, ты будешь мне должен, – важно объявил он.

Лир кивнул, вытащил из заднего кармана джинсов сложенное вчетверо расписание и показал маркизу, но когда тот хотел его взять, Лир отдернул руку.

– Нет уж, сначала мелодия. И я хочу убедиться, что она работает.

Маркиз вскинул бровь, сунул руку в один из многочисленных карманов плаща и вытащил оттуда оловянный свисток и стеклянный шарик. С удивлением поглядел на шарик, хмыкнул, словно говоря: «А, так вот куда он запропастился!» – и убрал шарик в карман. Потом размял пальцы, поднес свисток к губам и заиграл странную развеселую мелодию. Она то взлетала, то опадала, и Ричард вдруг почувствовал себя снова тринадцатилетним, когда музыка так много для него значила. Ему вспомнилось, как он слушал на большой перемене «Лучшую двадцатку» хитов, и это казалось безумно важным. Мелодия, которую играл маркиз, представилась ему той самой, какую он всегда мечтал услышать.

Горсть монет со звоном полетела на пальто. Прохожие улыбались, шагая в такт. Маркиз опустил свисток.

– Ах ты жулик! – воскликнул Лир. – Ладно, я тебе должен.

– Конечно, – согласился маркиз, разворачивая расписание и удовлетворенно кивая. – Смотри не переборщи. От души советую: не увлекайся.

И они пошли дальше по переходу, мимо рекламы нижнего белья и новых фильмов, а также надписей, запрещавших уличным музыкантам играть в переходе. Издали доносился плач саксофона и звон монет, падающих на пальто.

Маркиз привел их на платформу Центральной линии. Ричард заглянул за край, как всегда гадая, по какому из рельсов идет ток. На этот раз он решил, что по дальнему, под который подложены белые керамические изоляторы, и улыбнулся, увидев темно-серую мышь, смело снующую по шпалам в поисках чипсов и недоеденных булок.