Джантар шел впереди всех и высматривал едва видную тропу к броду, заросшую за ненадобностью. Теперь стало понятно, отчего прервалась связь с травницами. Мост обвалился, и путники поворачивали налево, к Верхнему броду, а по дороге нарывались на гнездо ирлиса. Хищник обычно не нападает на людей, избегает ненужных схваток, но тут все одно к одному: лишенная стаи, с больными малышами, самка нападает на первого человека, видя в нем угрозу, и, вкусив человеческую кровь, становится людоедом.
Демон злился. На себя, на Николь, на всю ситуацию в целом. Джантар был уверен, что единственная причина, из-за чего он уступил девушке – хлеб, который они преломили накануне. В груди клокотало раздражение. Чертова девка, в очередной раз ведь смешивает все планы. Вроде ничего особого не делает, мирная, безобидная… а злость на Николь только множится. С самого первой минуты ее появления.
А всё потому, что напоминает Акину, и при этом совсем другая. Смотрит как на врага, а потом своими поступками душу вытягивает. Муторно становится. Ведь в сердце, где после смерти Акины был ноющий изредка рубец, с появлением Николь набух болезненный нарыв. И такое либо вырезать на живое, либо выжечь. Либо убрать прочь с глаз, либо… И ведь она, как наваждение, как безумие, которому хочется поддаться, проверить – а как оно будет? Каково сжимать ее в объятьях?
Это ли не наказание богов? Понять бы еще, в чем провинился перед ними.
А она… пусть лучше смотрит, как на врага. Пусть держится в стороне, глаза отводит. И пусть больше не печет своих лепешек. Так легче.
Джантар снова оглянулся на Николь. Осунулась, взгляд потухший. Идет, еле переставляя ноги. Но молчит. Ее выбор. Хочет играть по-взрослому, пусть несет выбранную ношу до конца. А он будет нести свою – саму Николь, хоть она этого и не понимает. Не возьмут к травницам, будет искать ей другое место. Или не будет… оставит подле. Джантар досадливо скривился.
Она словно не видит границ, не видит преград. «Ничего не боится… кроме меня», – невесело усмехнулся Джантар. Взламывает реальность, а глаза такие невинные. Как вот с этим ирлисом. Откуда ей знать, что существует целая наука по привязыванию зверей к хозяину. Охотники северных гор, откуда родом Тахир, тратят многие месяцы, чтобы сломить дух обычных хищников, проще и слабее, чем ирлис. Через голод, избиение, плен, чтобы единственное, что осталось в мире зверя – рука человека, дающая и карающая. Наказывающая и ласкающая. И в конце ломается зверь. Открывает душу и сливается с хозяином. Отдает себя в вечное рабство, теряет право на собственную жизнь и свободу. Не каждый зверь идет на такое – иногда выбирает смерть вместо рабства.
Особое положение в обществе занимают охотники, получившие себе такого верного питомца.
И тут пигалица, которая ни дьявола не знает в этом мире, сходу привязывает к себе ирлиса. Ядовитого, мать его, ирлиса из Белых Земель. Кому расскажи – не поверит. И сомнений в этом нет никаких – ее прозрачные глаза полны рыжих всполохов. Ирлис уже отдал нити своей жизни в ее руки. Нелепое стечение обстоятельств – детеныш так обессилен, что он, видимо, инстинктивно отдался Николь, лишь бы выжить. Впрочем, вокруг нее все сплошное «нелепое стечение обстоятельств».
Джантар частенько возвращался в мыслях к тому злополучному дню, когда она появилась в теле его игрушки. А может, там и нет никакого умысла? Может, задача у помощника садовника была лишь выманить Джантара взломом печатей, а попытка оживить сьяринту – его личная прихоть? Может, он решил воспользоваться поводом и вкусить недоступную простым людям ненасытность суккубы? Интересно, тогда откуда он камень души такой странный взял. Хотя чего только не продается на обычных блошиных рынках. Представить, что парень купил по дешевке никому не годный камень душ, а потом, взломав печати, решил воспользоваться моментом, было проще, чем гадать, кому понадобилась такая нелепая девчонка, как Николь.
– Ты уверен? – спросила его непривычно молчаливая Талиса.
– Нет, – ответил Джантар.
Его жизнь разлеталась на тысячу осколков, и он ни в чем теперь не был уверен.
Глава 13
Вечером был кризис. В какой-то момент мне даже показалось, что сердце замерло – на несколько секунд остановилось биение внутри малыша. Помог Тахир, сидевший рядом. Жесткий удар точно в центр хрупкого тела – и я снова подхватила рваный ритм, наполняя его всей доступной мне силой. Даже вскрикнуть не успела.
Тахир по дороге, криво усмехаясь, объяснил про привязку. Оказывается, мои ощущения, что я дышу за малыша, – вовсе не красивая метафора. Он несколько раз предлагал мне «отцепиться», «отпустить», но я упрямо мотала головой и изо всех сил представляла, как от меня идет сила к детенышу. Фантазировала и одновременно верила. Мне ли не верить в чудеса? Всю дорогу сжимала зубы и представляла, как от меня льется нечто неосязаемое и наполняет котенка. А после кризиса явственно ощутила, что всё будет хорошо. Словно сорвала жизнь детеныша с чужого крючка.