Никола Мокрый

Море расступилось перед Катей — русалки держали воду, как свернутый зелено-синий ковер. Пред Дображанской простирался широкий коридор, и, скинув обувь, Катерина вступила в него.

Зелено-синий «ковер» был пушистым от множества длинных и мокрых волос, сверкающим сотнями любопытных русалочьих глаз. Катерина шла долго — светлый речной песок под ногами сменил вязкий ил. Несколько раз Киевица переступала через продолговатые снаряды времен Второй мировой войны, лежащие на дне моря притихшей ржавеющей смертью. Она шла в глубину… И хоть видимый противоположный берег вдали укачивал страх, разум понимал — стоит днепровским девам отпустить край «ковра», как тонны воды в мгновение похоронят ее под собой.

Идти стало трудно. Темный ил достиг колен, дальний берег стал высоким, как небо. Катя остановилась, услышала, как отчаянно стучит ее не такое уж бесстрашное сердце. И внезапно увидела, как из дальних глубин к ней движется процессия.

Шествовавшая впереди высокая женщина с переливающимися золотыми волосами и редкими васильковыми глазами была сейчас так похожа на Акнир, что Дображанская вмиг вспомнила историю про прабабку Наследницы — Киевицу — и ее утонувшую сестру Марию. Стройное тело Водяницы, усыпанное множеством мелких бриллиантов, сияло на солнце столь ярко, что слепило взгляд. Присмотревшись, Катя поняла — это капли воды, облегавшие бледную кожу как невиданное платье принцессы.

Царицу окружала толпа вил и русальцев, и Катерина впервые осознала очевидное — среди утопленников есть и мужчины. Один из них, светловолосый и светлоглазый, стоял, как жених на фото, со стороны сердца Водяницы. На его груди висел потемневший от воды медальон с большим красным камнем.

— Ты пришла слишком поздно, — сказала водяная царица.

— Я пришла до Купалы, — возразила Киевица.

— Та, за которой ты пришла, уже на земле. Тот, кто превыше нас, забрал ее…

— Мы преподнесем вам иной подарок, — пообещала Катя.

— Ты не подходишь, — отвергла ее Водяница. — Ты не готова умирать, не желаешь принять в себя чистоту воды, ты не брошена, не проклята родителями…

— И не подчиняюсь тебе! — вскипела Дображанская. — Лучше б тебе было не поминать моих родителей, — процедила она. — Вы виноваты в их гибели!

— Нет.

— Они утонули!

— Твои родители приняли злую смерть на земле, — сказала Водяница. — Лишь после смерти они были сброшены в воду.

Кате показалось, что небо над ней стало черно-красным:

— Ты хочешь сказать… мои родители были убиты? Ты понимаешь, что говоришь? Кто это сделал?

— Я не могу знать. Их душ нет среди моего народа. Ведь они — не утопленники.

— Я не верю тебе! — возгласила Катя. — Позови Водяного.

— Он перед тобой. — Водяница развела самоцветные руки. — Водяной — это вода. Великий Днепр. Море. Мужское начало.

— Но ведь его видели многие.

— Все, кто утверждает, что видел его, видели меня и моих вил.

— Выходит, что Водяной… женщина? — не поверила Катя. — Зачем же ему жена?

— Водяной без жены, Большая вода без души — это хаос и смерть. Вода должна иметь душу, иначе ее бездумная сила принесет Городу вред. Я — Водяница, как ты — Киевица. Ты служишь Киеву, я — Днепру.

— Тогда зачем воде Маша?

— Она нужна была мне… Сестра обещала, что однажды я выйду на свободу. И я хотела свободы. Когда замена пришла, я пошла домой — в Киев. Но не успела взойти на берег…

— И что теперь? Киевская дамба прорвется?

Водяница засмеялась. Сотни бриллиантов взлетели брызгами вверх, и ее тело объяло новое платье — из разноцветного шифона прозрачной радуги.

— Вы думали, коль у Днепра будет новая жена, преграда не прорвется? — Васильковые глаза Водяницы стали изумрудными, затем темно-синими, затем черными, как штормовые воды. — Вы ошибались! Я решила выйти на волю. Но Днепр не желал отпускать меня… Вода всегда идет за своим Водяным, Водяной — за Водяницей, тело — за своей душой. Я могла выйти только такой ценой…

— И это тебя не смущало?

— Нисколько, — сказала Водяница. — Русановка, Оболонь, Осокорки… Что это за селения? Когда я жила в Киеве, их не было. Зачем они нужны? Это не Киев. Ну а Подол… Разве ему привыкать? В мое время каждой весной его топило днепровской водой. Но когда я подходила к берегу, что-то остановило меня…

— Что?

— Ты.

Водяница положила радужную руку на шею, и Катя увидела, что там, на длинном зеленом стебле, висит одолень-трава — озерная лилия.

— Магия Земли и Воды, роднящая нас с тобой… Впервые за двести лет Киевица достучалась до меня. Ты ударила меня сюда, прямо в грудь… И моя грудь заболела. Одолень-трава освобождает от ложных желаний… — сказала она. — Я перестала понимать, зачем мне свобода. Я поняла, как привязана к морю, к Великому Днепру. Как я могу покинуть мой дом, мой город, мой Замок, моего… — Водяница вдруг бросила короткий проникающий взгляд на светловолосого русальца с темным медальоном на шее. — …Моего Николая. Для чего? Моя свобода не там, она — здесь. Только здесь я свободна, как вода. Здесь я — царица.