Никола Тесла. Изобретатель тайн

— Это результат длительных внутренних споров, — ответил Тесла, — но после расчетов и разумных доводов я пришел к выводу, что ток не опаснее для жизни, чем световые вибрации. Представьте себе тонкую диафрагму в водопроводной трубе с действующими в разных направлениях ударами поршня, и вы поймете, что диафрагма будет тотчас разорвана, — привел пример ученый. — Если уменьшить силу ударов, диафрагма порвется не так быстро, но если пустить по трубе поток, совершающий много тысяч вибраций в секунду, больше не будет опасности разрыва. Так же обстоит дело и с током.

Другими словами, Тесла увеличил частоту, но сильно снизил силу тока.

Он повторил эксперимент.

— Как видите, я вполне жив!

— Это понятно, но чувствуете ли вы боль?! — воскликнул один из присутствующих.

— Естественно, через руки проходит искра, на коже может ощущаться покалывание, иногда я получаю легкий ожог, но не более того. И даже этого можно избежать, если держать в руке проводник нужного размера.

— Несмотря на ваше объяснение, мне кажется, что вы испытываете чувство человека, который собирается прыгнуть с Бруклинского моста, — покачав головой, возразил один из слушателей.

В конце слово взял профессор Дьюар. Он посетовал, что многим уважаемым членам Королевского физического общества не удалось побывать на лекции. Особое сожаление вызывает отсутствие лорда Рэлея, поэтому он просит уважаемого коллегу встретиться завтра вечером и прочитать еще одну лекцию.

— Меня ждут в Париже, — ответил Тесла. — К тому же моя поездка расписана по дням, у меня много работы в Штатах.

В ответ Дьюар пригласил молодого человека посетить Королевский институт. Там он показал ему аппарат Майкла Фарадея и повторил предложение.

— Как вы думаете, часто ли простому смертному выпадает шанс посетить лаборатории таких ученых, как Крукс или Кельвин? Почему бы вам не прочитать еще одну лекцию, тогда для вас откроются все двери.

В своей лаборатории Дьюар продемонстрировал гостю аппаратуру, с помощью которой он сжижал газы и проводил исследования электромагнитных эффектов в жидком кислороде. Здесь он поведал захватывающую историю об удивительных свойствах сверхнизких температур и о тех чудесах, которые ожидали исследователя, сумевшего достичь абсолютного нуля.

Затем Дьюар усадил гостя в кресло, налил полстакана великолепной, медового цвета жидкости.

Тесла пригубил — вкус напитка был ни с чем не сравним — и изумленно глянул на хозяина.

Тот засмеялся:

— Вы сидите в кресле Фарадея и наслаждаетесь виски, которое он пил. Послушайте, мистер Тесла, вы же бывали в Париже. Теперь посмотрите Лондон!

На следующий вечер Тесла прочитал еще одну лекцию, на этот раз перед сотрудниками Королевского физического института. После окончания лекции Тесла подарил лорду Кельвину одну из своих катушек. Заключительное слово произнес лорд Рэлей. Он поздравил молодого коллегу с выдающимися достижениями, которых тот достиг в таком юном возрасте, и на прощание посоветовал:

— Вы обладаете особым даром. Вы чутки к открытиям, поэтому вам необходимо сосредоточиться на одной великой идее и довести ее до того состояния, чтобы все мы здесь могли с благодарностью вспоминать ваше имя.

Это были пророческие слова, мы еще не раз сошлемся на них.

Глава 3

Потом был Париж, оглушительный успех на встрече со смешанным составом Французского общества физики и Международным обществом электриков, которая состоялась 19 февраля. Он поделился славой с упомянутым уже доктором д’Арсонвалем.

Январь, 1943 год

Нью-Йорк, Манхэттен, гостиница «Нью-йоркер»

— Беда нагрянула внезапно. В конце февраля прямо на улице я впал в забытье и, путаясь в лабиринте знакомых улиц, с трудом добрался до гостиницы. Несколько дней, которые я провел в номере, меня преследовали чудовищные видения. Впрочем, я не могу назвать их кошмарами — скорее ужасом. Знаете, что мне мерещилось?

После паузы Тесла полушепотом добавил:

— Мне привиделось — моя мать умирает!

С сонливостью и провалами памяти еще можно было как-то справиться, а вот с осознанием того факта, что мать при смерти, — нет. Я отложил все встречи, возвращение в Штаты, всякого рода банкеты и поздравления и помчался на родину.

До родных мест я добирался на поезде. По пути, несмотря на непреходящее ощущение беды, я восхищался железной дорогой. Рельсы являлись самым неопровержимым доказательством полезности прогресса. Его поступь, равная расстоянию между шпалами, была необорима. Всего двадцать лет назад в этом дремучем углу Европы и помыслить не могли, что геодезические измерения на местности, точный расчет и смета, подкрепленная усилиями тысяч рук, разбудят эти дикие края ревом паровозной машины. Разве это не чудо? Вдоль железнодорожного полотна памятниками возвышались телеграфные столбы с натянутыми на них проводами, и теперь каждый охотник, желающий знать, где сидит фазан, будет извещен об этом по радио с опозданием на минуты.

Не знаю, способны ли вы понять меня?