Никола зимний

– Он вроде не бабник. Сказал, что надо. Пытаюсь верить. Я вообще в его дела глубоко не вникаю. Ты-то как?

– Как и все.

– К сожалению.

– Я особо не жалею, смирился.

– Контора-то не развалилась?

– Держится кое-как. Щиплем по мелочам. Проблема с деньгами. Сначала ждешь, пока заказчик оплатит, потом – когда свое начальство выкроит.

– Из того, что заработал ты?

– И при этом благодетелей из себя корчат. Сами подталкивают договариваться напрямую. Недавно проектик подвернулся. За гроши сделал, но считаю, что повезло.

– У нас в институте еще хуже. Договоров нет. Зарплаты – тоже. Предлагают увольняться, но добровольно уходить никто не хочет, надеются на сокращение и выходное пособие. Хоть шерсти клок.

– Резонно.

– А начальство, чтобы пособие это не выплачивать заставляет сидеть от звонка до звонка. Надеется, что не выдержат и понесут заявления.

– Сволочи, измором берут.

– Именно так. Взрослых людей, серьезных специалистов, целый день балду гонять заставляют. У меня терпенья не хватило. Написал, хлопнул дверью. Теперь у зятя на подхвате. Представь себе, как бы ты гордился в наши дни, что у тебя знакомый в пивной точке.

– Ценнейший кадр. А я, кстати, пивка зашел выпить по случаю подачки фортуны. – Он протянул деньги, и ему показалось, что однокашник несколько смутился, но деньги взял и торопливо открыл пиво, ему и себе. – Ну, давай! За нас!

– За нас! И хрен с ними!

Пиво было прохладное, с легкой горчинкой. Жадно влил в себя чуть ли не полбутылки. Громко выдохнул, изображая удовольствие. Напряженная получалась встреча. И он радостно вспомнил про книгу.

– Сейчас я тебя удивлю, заглянул в бук и вот что урвал. – Опустил руку в сумку и выложил на прилавок томик Бабеля. – Помнишь?

– Отлично помню. Благодаря ему стал самым заметным парнем на курсе.

– Шестидесятилетняя Манька, родоначальница всех бандитов, вложив два пальца в рот, свистнула так, что ее соседи покачнулись.

– Маня, вы не на работе. Холоднокровнее, Маня.

Засмеялись и дружно приложились к пиву.

– Отлично помню. Поехал к деду в Кемеровскую область и без всякого блата купил в сельмаге.

– Это еще до книголюбского бума?

– Или в самом начале.

– Надо было брать несколько пачек.

– На какие шиши? И, главное, не приучены были. Спекуляция не только властями преследовалась, приличные люди тоже брезговали.

– Тогда брезговали, теперь гордятся. А бум начался все-таки попозже. Я на лекции по научному коммунизму переписывал из твоей книги рассказ «Король». Положите, прошу вас, завтра утром под ворота на Софийевскую, 17, двадцать тысяч рублей.

– Пока переписывал, выучил наизусть?

– Не весь, но самые сочные места. Даже теперь помню. Вот послушай: «Он опрокидывал корову с одного удара и погружал нож в коровье сердце. На земле, залитой кровью, расцвели факелы, как огненные розы, и загремели выстрелы».

– Красиво!

– Хотел еще один рассказ переписать, но не успел, книгу вроде как зачитали, – преподаватель по гидравлике.

– Дворкин, хорошо помню, я ему экзамен два раза пересдавал.

– А я с первого раза пятерку получил. Он еще в середине семестра узнал от кого-то про книгу и попросил на недельку. Взял и забыл. А напомнить я постеснялся.

– Подобное стеснение квалифицируется как взятка. Надо было на комсомольском собрании тебя проработать.

– А его на партийном.

Засмеялись и чокнулись бутылками. Однокашник открыл еще пару и поспешил предупредить:

– За счет заведения. Пожалуйста, выпивайте и закусывайте, пусть вас не волнует этих глупостей.

– И это помню. А вот еще…

Поднял палец, а сказать не успел. Дверь в ларек открылась, но сначала в нее влетел обрывок песни: «Владимирский централ, ветер северный…», а уже за нею вошли с напускной вальяжностью два бритоголовых парня в спортивных костюмах.

– Ну что уставился, не узнаешь?

– Вроде нет.

– Не надо, папаша, не крути.

– Вы откуда?

– От верблюда! Слышал о таком?

Однокашник, видимо, о чем-то догадался. Богатое мимикой лицо его сделалось неподвижным и серым. Чужой и механический голос, как будто выдавился из самой глубины.

– Я не хозяин.

– А где хозяин?

– Завтра будет… Или послезавтра.

– Что ты с ним базаришь, – занервничал второй спортсмен. Велено семнадцатого, значит, семнадцатого.

Нервозность показалась какой-то наигранной. Он повернулся на голос, даже не повернулся, а всего лишь повел плечом. Собирался посмотреть, а может, и одернуть перевозбужденного мальчика, совсем небогатырского сложения. Но его опередили. Первый удар пришелся в основание шеи с правой стороны. Бутылка с пивом выпала из руки и покатилась по полу. Второй удар уже по левому боку, там, где почки. Он поскользнулся и не устоял на ногах. Пиво, разлитое по затоптанному полу, еще пенилось и почему-то пахло мочой. Может, потому, что, когда падаешь мордой в пол, грязь на нем приобретает особый запах, запах унижения и страха. Третий удар был уже для острастки, по прилавку, но достался книге, и она, раскрывшись на лету, шлепнулась в пивную лужу.

– Слушай сюда! Передай своему хозяину, чтобы завтра ждал нас чисто выбритым и в парадной форме… Не слышу ответа?

– Передам, – выдавился все тот же механический голос однокашника.