Читаем Николай Эрнестович Бауман полностью

Мастерская отца находилась во дворе, и Коля с утра пропадал там к искреннему огорчению Мяны Карловны, безуспешно звавшей его к завтраку или обеду. В мастерской работало несколько столяров, ручников, лакировщиков — хороших мастеров своего дела. Они полюбили маленького, крайне живого и любопытного мальчика, упрашивавшего и старого Нефедыча и более молодых подмастерьев оклеить «змея-горыныча» покрасивее. Обойный мастер невольно поддавался ласковой просьбе ребенка, и очередной змей действительно принимал фантастические размеры и окраску. Самым счастливым во всех этих хлопотах был, конечно, Коля, нередко придумывавший какую-нибудь оригинальную, новую деталь конструкции «змея-горыныча»: маленький фонарик на конце огромного разноцветного хвоста или замысловатое приспособление к барабанчику неистово стрекотавшей трещотки…

Коля стремился на широкие волжские просторы, где так дивно вгет над неоглядными лугами ласковый, теплый ветер… Он быстро научился хорошо плавать и нырять. Вокруг, куда ни глянь, сверкали и манили к себе чистые, как хрусталь, озера и реки, словно осколки громадного зеркала — Волги. Мальчик навек запомнил просторы родной реки, красоту зеленеющих волжских берегов за Услоном — любимым местом купанья его сверстников — веселых, смышленых и нередко озорных мальчишек-соседей, детей ремесленников, мелких чиновников, мещан.

Впоследствии, в сырых и мрачных камерах и коридорах Петропавловской крепости, в глуши ссылки в вятских лесах, не раз оживали перед взором узника и золотые, залитые полуденным солнцем пески Волги и прохладные, ласковые струи воды в волжских плесах где-нибудь за Услоном…

Рыбаки стали друзьями мальчика в самые первые годы его детства. Коля тайком удирал из дому, несмотря на все уговоры и опасения Мины Карловны, боявшейся пускать сына на обрывистые берега Волги, и мчался к тоням, где рыбаки под вечер выбирали сети и делили улов. Несколько раз Коля оставался в рыбацкой ватаге до рассвета, когда рыбаки на больших лодках объезжают и осматривают поставленные на ночь переметы и сети. Горящий далеко за полночь костер, отблески звезд на золотистой, словно шелковой, волжской дали, алые лучи раннего солнца с неудержимой силой манили мальчика.

Коля подрастал крепким, физически развитым и закаленным мальчиком. К осени он так загорал и «выветривался» на неоглядных речных просторах, что сверстники с полным основанием называли его «белобрысым индейцем»: лишь белокурые волосы Коли не поддавались жгучим лучам не знающего пощады в знойное лето волжского солнца. А какое незабываемое впечатление оставляла своеобразная охота на хищных щук и ленивых, полусонных сазанов поздней осенью, когда на реках и озерах появится молодой лед — еще xpупкий, но уже выдерживающий тяжесть рыболова! Вооруженные короткими тяжелыми палками — «колдобами», осторожно идут по тонкому потрескивающему льду зоркие рыбаки. Они пристально всматриваются в зеркальное подводное царство: сквозь молодой, тонкий лед как на ладони видны и рачьи норы, и подводные коряги, под которыми словно заснули толстые, жирные сазаны, и ярко-зеленая поросль прибрежной осоки. Вдруг рыбак останавливается как вкопанный: прямо под ним, в полуметре от поверхности, замерла, еще шевеля плавниками, огромная щука… Миг — и «колдоба» с силой ударяет по льду как раз над притаившейся хищницей; оглушенная рыба беспомощно всплывает к самому льду. Несколько стремительных, но точных ударов топором, — и торжествующий рыбак вытаскивает на лед из наскоро пробитой проруби богатою добычу. Больше всего, конечно, хлопотал и суетился сопровождавший рыбаков Коля… В такие вечера незабываемо хороши мягкие очертания синеющего за Волгой взгорья, охваченные осенним пламенем краснеющие кусты рябины, над которыми с веселыми, хлопотливыми криками вьются целые стаи суетливых дроздов-рябинников. Мальчик радостно вскрикивал, оглядывался вокруг, мешал рыбакам и с торжеством нес большое ведро, в котором плескалась очнувшаяся после оглушения рыба.

Постепенно в играх со сверстниками, в закаляющих организм дальних рыбалках формировался характер совсем еще юного Баумана Решительность, сметливость, стремительность — таковы главнейшие черты складывающегося характера мальчика. Коля был непрочь и пошалить и даже крепко подраться со своими юными сверстниками из-за пары бабок, очереди в лапту или в чижик. Вместе с тем заметна была и другая черта: безусловная храбрость, уменье преодолеть и побороть угрожающую опасность, какой бы серьезной она ни казалась.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее