Николай Годовиков. Жизнь – дело тонкое, Петруха

И я уселся в коридоре ждать. Вскоре пришла помреж и вручила листок с текстом, это был эпизод со словами «Гюльчатай, открой личико». Пробовался я с Таней Федотовой. Мне сказали, что она из массовки и в некоторых сценах выступает как дублерша, а на роль утверждена другая Таня – Денисова. Кстати сказать, я на съемках влюбился в Денисову, но без взаимности.

Татьяна оканчивала цирковое училище, относилась к этому очень серьезно, ей было не до романов. Работала с нами она всего четыре месяца: предпочла цирк, из картины ушла. И Мотыль назначил на эту роль статистку Федотову, которая, кстати, оказалась еще и профессиональной танцовщицей. Если присмотреться, заметно, что на крупных планах одна Гюльчатай, а на общих – другая. Больше я с Денисовой не встречался. А вот с Федотовой общались, чуть дальше об этом расскажу. Ее судьба сложилась непросто.

Но вернусь к своим пробам. Сыграл как мог, и вроде Мотыль остался доволен. Помреж, научившаяся понимать его настроение по выражению глаз, сказала: «Поздравляю!» В общем, роль Петрухи досталась мне.

Снимали в Махачкале. Юг, разгар лета, солнце печет, все в разомлевшем состоянии. Но я умудрился нарваться на приключение. У нас в группе один артист, занятый во второстепенной роли, любил крепко поддать. А в «банде» Абдуллы работал актер-спортсмен – красавец и ловелас. Он с собой из Москвы привез велосипед, вечерами после съемок садился на него и уезжал в центр города. Ясное дело – кадрить девчонок. И вот как-то он, добрая душа, дал покататься на велике нашему выпивохе. Я встречаю его у магазинчика и вижу, как он чужой велосипед продает за пять рублей! Бородатый кавказец уже и деньги заплатил. Актер еле на ногах стоит – что с него взять? Я подбежал, покупателя за руку схватил:

– Верни – это не его велосипед!

Тот головой мотает:

– Нэ верну – я купил!

Достаю из кармана последнюю мятую пятирублевку.

– На деньги, только верни! Чужое это!

– Нэт, мое!

Я схватился за руль – тяну к себе. Кавказец за седло к себе тянет. А потом – раз! – и отпустил. Я от неожиданности свалился. А он схватил лежавший на земле кусок трубы и огрел меня по башке, по лицу тоже попало. Я подскочил, налетел на него. Хорошо, местные мужики нас разняли. Вернулся в гостиницу с отвоеванным велосипедом и ободранной физиономией.

Мотыль меня увидел – схватился за голову. Потом придумал и прописал в сценарии сцену, где Петруху отдубасили, – вот и нашлось оправдание разбитому носу. Таким я в фильме и остался. Когда болячки мои стали заживать, их мне наносили гримом.

– А как у вас складывались отношения с «товарищем Суховым»? Говорят, Анатолий Кузнецов был довольно сложным в общении человеком.

– Поначалу непросто. На меня он посматривал снисходительно. Как-то я безуспешно бился над крупным планом, и Анатолий Борисович назидательно сказал: «Актерскому мастерству тоже надо учиться». И потом еще несколько раз походя отпускал обидные реплики. Может, что-то было и по делу, но меня это все равно страшно бесило, а он, заметив реакцию, начал подкалывать уже нарочно. Я терпел-терпел, но однажды не выдержал и предложил:

– Анатолий Борисович, давай угадаю твоего любимого писателя. Если окажусь прав – ты лезть со своими замечаниями перестанешь. А нет – что ж, издевайся и дальше.

– Ну угадывай, – усмехнулся он.

Отступать было поздно. И вдруг само собой вырвалось:

Кузнецов с удивлением приподнял брови. Видимо, я попал в точку – наезды прекратились. Постепенно наши отношения потеплели, но все же дружескими назвать их было нельзя. А когда к «товарищу Сухову» приезжала жена Александра, он меня и вовсе начинал сторониться. Кажется, из-за того, что я ей сразу не понравился. Увидит – губы подожмет и пройдет мимо, даже кивком не удостоит. Не знаю впрочем, может, она так относилась ко всем, кого считала себе неровней? Все-таки – дочь легендарного летчика Анатолия Ляпидевского, первого Героя Советского Союза, вхожего в кабинет самого Сталина. Дамочка из высшего общества, а я кто? Работяга с завода, непонятно как попавший в кино…