Николай Губенко - Режиссер и актер

После дежурно восторженного телерепортажа о принимаемых властями решительных мерах по ликвидации стихийного бедствия, когда всех фигурантов заставили говорить в духе лозунговой праздничности, показывается концерт. Им заправляет вездесущий Миновалов. Откровенной издевкой служат его слова, произносимые им по долгу службы пред телекамерой: "... Счастье жить в стране, где чужой беды не бывает. Беда, это как клич, как зов друзей, как говорится, познаются в беде. Иначе, согласитесь, у нас и не бывает". Миновалов косноязычен, но очень "правилен". А сколько подобных "правильных" слов произносили и произносят многие наши творческие деятели, в них не веря? И разве тем самым, не участвуя в идеологическом укреплении системы? И что, не эти ли деятели оформляли и отправляли торжественные ритуалы государственных и партийных мероприятий?

Такие ритуалы едко высмеиваются в фильме Губенко. Звучит торжественно мощный оркестр. Выступает хор. Юный солист старательно выводит:

Вижу чудное приволье,

Вижу нивы и поля,

Это русское раздолье,

Это родина моя!...

Слышу трели жаворонка,

Слышу трели соловья,

Это русская сторонка,

Это родина моя!

Песня чудесная, и искренно она поется, но... Какое уж там приволье. Никуда не уйти от того, что на "русской сторонке" скверно устроена жизнь. В ней так много горя, бесхозяйственности, жесткости, демагогии.

***

Теперь подробнее о том, какой показана в фильме самая интеллигенция. Отмечу, что хамские высказывания в ее адрес произносит, в основном, персонаж явно отрицательный, высмеиваемый в картине. Это - неугомонный отставник Хрисанфов. В прошлом - не то энкаведешник, не то военный из "особщиков". Отдадим ему справедливость, он не лицемер - не скрывает своей скорби о сталинских временах, когда "молодежь по струнке ходила". А ныне она совсем разболталась, чему, по убеждению бравого отставника, способствует "никудышная наша интеллигенция".

Ему возражает все тот же Миновалов: "Здрасьте! Как это мы способствуем?". Виноваты в этом, дескать, чиновники, бюрократы. Хрисанфов: "С чиновников у меня особый спрос". Далее он свысока судит-рядит о творческой интеллигенции, заявляя, что среди нее нет Маяковских, нет Горьких. В беседу вмешивается Неклёсов. Полушутя, полусерьезно он спрашивает: "А где же их взять?" Его оппонент за словом в карман не лазит: "А где мы брали, там и вы. Кто вам мешает? Мы-то старались. Свое дело делали, передавали вам эти палочки, как их?...". Миновалов, ёрничая, подсказывает: "Коха". Хрисанфов, однако, не так прост: "Нет, нет. Не эстафету я хотел сказать, а как их?... Теперь уж ваше время нового человека воспитывать. Молодежь сейчас смотрит, как вы жирком обрастаете".

Думается, я достаточно полно представил позицию Хрисанфова. В ней есть своя правда, и замечание, что новая советская элита "жирком обрастает" бьет не в бровь, а в глаз. В общем же, эта позиция откровенно охранительная, сталинистская.

Более благожелательно писала о "Запретной зоне" Нея Зоркая, талантливый киновед и критик, она и сегодня активно работает в печати. "... Работа большого мастера. Работа серьезная, попытка рассмотреть катастрофу: чудовищный смерч, пронесшийся над Нечерноземьем, - как экстремальную ситуацию проверки внутренних сил, ресурсов, здоровья общества и русской нации"14. Но Зоркая сочла возможным предъявить фильму весьма серьезные претензии, о которых я не могу умолчать. "Наверное, не стоит разжигать социальную зависть и ненависть... Нужно ли снова выдвигать скомпрометированную самой историей формулы "экспроприации экспроприаторов", заново пускать "красного петуха"..."15.

Беспокойство Зоркой отнюдь не беспочвенно. Имеет ли только оно отношение к фильму? В нашем обществе достаточно сильны уравнительные настроения: если я плохо живу, то пусть и мой сосед живет не лучше. С такими настроениями ни политик, ни художник не может не считаться, но и не стоит под них подлаживаться. Иначе придется напрочь отказаться от экранного изображения нормально-комфортной жизни. К ней следует подвигать людей, а не к тому, чтобы считать рубли в чужом кошельке, - оставим это дело налоговой полиции.

Неприемлема также критическая политика двух стандартов. В фильме В. Пичулы по сценарию М. Хмелик "Маленькая Вера", вышедшем в том же 1988 году, весьма негативно показаны нравы и быт рабочих. Это могло вызывать и, вероятно, иногда вызывало (или укрепляло) социальную неприязнь к ним со стороны более обеспеченных и культурных слоев общества. Но критика встретила фильм громким "ура!". Выходит, рабочих или крестьян развенчивать можно, а интеллигенцию трогать нельзя. Она всегда должна выглядеть у нас благородным сословием.