Как я уже сказал, жители села в одночасье перенесли страх смерти и гибель близких людей. Но затем, понятно, живые вспомнили о живом. О хлебе насущном. О своем разоре. О разрушенных домах. Чаяния, заботы и претензии пострадавших естественны и обоснованны. Но, оказывается, их нелегко удовлетворить. Делами пострадавших занимаются областные и районные власти, на помощь пришла армия. Однако медленно и скверно решаются текущие проблемы жилья и питания. Не готовы, показывается в фильме, к таким решениям вроде бы годами отлаженные механизмы административно-командной системы. Они заметно проржавели. Распоряжения "сверху" сплошь и рядом не исполняются в точности, что-то с чем-то не стыкуется. Закручивается бюрократическая карусель вокруг каких-то справок и ведомостей.
Таким образом, Губенко сразу и без каких-либо экивоков развенчивает миф о профессиональной распорядительности и оперативности наших аппаратчиков, которые они-де проявляют всегда в сложной обстановке. Суеты много, дела гораздо меньше. Некоторые же должностные лица попросту равнодушны к чужому горю, а вальяжный хозяйственный бог областного масштаба Забродник - элементарный жулик и проходимец.
В этой роли снялся хорошо знакомый нам Петр Щербаков. Он сохранил маску своей предыдущей роли у Губенко, - директора Дома ветеранов в картине "И жизнь, и слезы, и любовь...". Такое же открытое "русское" лицо, самодовольство пополам с наглостью, начальственный покровительственный тон. Но не стоит упрекать актера и режиссера в повторах. Думается, что Щербаков понадобился Губенко именно в прежнем своем качестве как своего рода опознавательный знак того социального явления, которое рассматривалось в фильме "И жизнь, и слезы, и любовь...", а теперь, в иной ипостаси, - в картине "Запретная зона".
Попробуем дофантазировать фабульную ситуацию. Нашего милейшего директора Дома ветеранов попросили, наконец, с его хлебной должности. Но он не пропал, а, напротив, сделал хорошую карьеру. И стал большим боссом. Абсолютно циничным. Теперь он наживается на беззащитных стариках и женщинах, подсовывая им на восстановление их домов сырой горбыль, а сортовой тёс сбывая за соответствующие деньги людям побогаче и повлиятельнее. Такой уж стала жизнь, что хапуги с партийным билетом в ней правят бал.
Но это - не единственная и, пожалуй, даже не главная причина наших бед и неурядиц. Сама коррупция питается и провоцируется фактической разлаженностью хозяйственного механизма и тем тотальным дефицитом, который стал неотъемлемой чертой советского социализма. Все это с ужасающей наглядностью проявляется в экстремальной ситуации, когда в какой уж раз приходится испытывать наше исконное народное терпение, добиваясь положительных сдвигов и успехов ценой непомерного напряжения воли и сил. Героизм на дефиците и бесхозяйственности.
Когда я смотрел "Запретную зону", то невольно вспоминал первый полнометражный фильм Губенко "Пришел солдат с фронта". В нем тоже шла речь о восстановлении разоренного села, только не от страшного смерча, а от военных действий. И снят был тот фильм, может быть, с меньшим мастерством, но в той же экспрессивно-документальной манере, в которой, как в почке, заключался будущий губенковский кинематограф. Концептуально же - это во многом совершенно разные произведения. Первое наполнено романтическим пафосом утверждение, во втором - явно преобладают горечь и отрицание. Да, кто мог предполагать в 1971 году, когда на экран вышла лента "Пришел солдат с фронта", что в нашей жизни все так развалится и советское общество охватит тотальный кризис. И ввергнет в него бездарная политика той самой коммунистической партии, в которую многие из нас тогда еще искренне верили и членами которой являлись.
Вернусь к "Запретной зоне". Ставя этот фильм, Николай Губенко отнюдь не старался "пересидеть" сложившуюся политическую ситуацию, дождаться тихо ее большего самоопределения. Он хотел во весь голос сказать о наболевших социальных проблемах и коллизиях. Комиссия по ликвидации последствий стихийного бедствия, при всех своих усилиях и даже, если бы ее не заправлял там хозяйственными делами жулик Забродник, была не в состоянии обеспечить стран пострадавших в нужной мере ни жильем, ни стройматериалами, ни денежным вспомоществованием. И эти пострадавшие привычно вынуждены "выбивать" из начальства и разного рода контор элементарно необходимое для обустройства жизни. Те же злосчастные доски. В любом цивилизованном государстве тебе тотчас доставят их по первой просьбе. В советской же великой державе люди ради их приобретения (зачастую за собственные деньги) должны из себя выходить, унижаться, кланяться, брать за горло, пускаться во всё тяжкое.