Читаем Николай Гумилев полностью

Николай Гумилев

Вера Константиновна Лукницкая , Вера Лукницкая

Никогда, ни в каком заговоре он участвовать не мог. Заговор - это стая. В обезумевшей, голодной, холодной России, заведенной за пределы того, что может стерпеть человек, - заговор из пяти людей уже не заговор, а провал и катастрофа. А у Гумилева был холодный, скептический и проницательный ум. Я не думаю также, чтобы он удостоил допросчиков каких-нибудь разъяснений по поводу своего политического символа веры.

Но, знаете, сорвется иногда у человека, умеющего глубоко презирать и холодно ненавидеть, сорвется, может быть, даже совсем невольно, - всего лишь один, быстрый, как молния, пронзительный взгляд, но в нем палач мгновенно прочтет: и то, как он микроскопически мал, гадок, глуп, грязен и труслив в сравнении со спокойно стоящей перед ним жертвой, и то... что эта бесконечная разница пребудет во веки веков. И тогда конец. Тогда неизбежна смерть избраннику, тому, кого сам Бог отметил при рождении прикосновением своего перста на возвышенную жизнь и ужасную кончину.

Но вот вопрос, где же был Горький, когда Гумилев томился на Гороховой No 2, в одиноком молчании, ожидая своей участи? Мы что-то не слыхали о Горьком в связи с расстрелом Гумилева. Или, может быть, на одном из заседаний "Всемирной литературы", где автор "Челкаша" так часто клал ноги на стол и плевал через губу, может быть, и сам Горький поймал на себе этот случайный, рассеянный взгляд в тот самый момент, когда Гумилев кристаллизовал в своем сознании художественный образ Горького в подштанниках и туфлях?

Это бывает. Невидимые стальные нити протягиваются иногда от глаз к глазам и по ним пробегают, как искры, страшные мысли, не нуждающиеся в словесной форме.

В портрете, со страстью и болью написанном Куприным, подчеркиваются такие черты личности поэта, как гордое достоинство, романтическое одиночество. Но похоже, что Куприн не считал Гумилева политически наивным человеком, скорее человеком, все видящим и сознательно уходящим от политики, понимая, что любой протест обречен. А уехать из России в такое трудное время для Гумилева значило - предать.

Вспоминает Г. А д а м о в и ч:

"13 июля 1921г. (по ст. ст.), дня за два - за три до его ареста, Гумилев в разговоре произнес слова, очень меня тогда поразившие... Гумилев с убеждением сказал: "Я четыре года жил в Париже... Андре Жид ввел меня в парижские литературные круги. В Лондоне я провел два вечера с Честертоном... По сравнению с предвоенным Петербургом, все это "чуть-чуть провинция"".

Я привожу эти слова без комментария, как свидетельство "мужа". В Гумилеве не было и тени глупого русского бахвальства: "У нас, в матушке-России, все лучше". Он говорил удивленно, почти грустно".

М а р и н а Ц в е т а е в а: "Есть у Гумилева стих - "Мужик"...

В гордую нашу столицу

Входит он - Боже спаси!

Обворожает Царицу

Необозримой Руси...

Вот, в двух словах, четырех строках, все о Распутине, царице, всей той туче. Что в этом четверостишии? Любовь? Нет. Ненависть? Нет. Суд? Нет. Оправдание? Нет. Судьба. Шаг судьбы.

Вчитайтесь, вчитайтесь внимательно. Здесь каждое слово на вес крови.

В гордую нашу столицу (д в е славных, о д н а гордая: не Петербург встать не может) входит он (пешая и лешая судьба России!) - Боже Спаси! (знает: н е спасет!) обворожает Царицу (не обвораживает, а именно по-деревенски: обворожает!) необозримой Руси - не знаю, как других, меня это "необозримой" (со всеми звенящими в нем зорями) пронзает - ножом.

...Дорогой Гумилев, есть тот свет или нет, услышьте мою, от лица всей Поэзии, благодарность за двойной урок: поэтам - как писать стихи, историкам - как писать историю.

Чувство Истории - только чувство Судьбы. Не "мэтр" был Гумилев , а мастер боговдохновенный, и в этих стихах уже б е з ы м я н н ы й мастер, скошенный в самое утро своего мастерства - ученичества, до которого в "Костре" и окружающем костре России так чудесно - древесно! - "дорос"".

ИЗ ДНЕВНИКА ЛУКНИЦКОГО

12.04.1925. Воскресенье

АА рассказывает, что сегодня ночью она видела сон. Такой: будто она вместе с Анной Ивановной, Александрой Степановной, с Левой у них в доме на Малой, 63. Все по-старому. И Николай Степанович с ними... АА очень удивлена его присутствием, она помнит все, она говорит ему: "Мы не думали, что ты жив...Подумай, сколько лет! Тебе плохо было?" И Николай Степанович отвечает, что ему очень плохо было, что он много скитался, в Сибири был... где-то... АА рассказывает, что собирается его биография... Николай Степанович отвечает: "В чем же дело? Я с вами опять, со всеми... О чем же говорить?.."

СОДЕРЖАНИЕ

Д. С. Лихачев. Предисловие к книге Веры Лукницкой 3

Вера Лукницкая. О поэте и его биографе 4

1886 - 1904 13

1905 22

1906 27

1907 31

1908 41

1909 49

1910 66

1911 72

1912 79