Николай Гумилев

Позже, возмужав и пройдя суровую кавалерийскую военную школу, он сделался лихим наездником, обучавшим молодых солдат, храбрым офицером.. подтянулся и, благодаря своей превосходной длинноногой фигуре и широким плечам, был очень приятен и даже интересен, особенно в мундире. А улыбка и несколько насмешливый, но милый и не дерзкий взгляд больших, пристальных, чуть косящих глаз нравились многим и многим. Говорил он чуть нараспев, нетвердо выговаривая "р" и "л", что придавало его говору совсем не уродливое своеобразие, отнюдь не похожее, на косноязычие. Мне нравилось, как он читает стихи...

Мы много гуляли, и в этих прогулках иногда нас часто "ловил" поджидавший где-то за углом Коля!

Сознаюсь... мы обе не радовались этому, мы его часто принимались изводить: зная, что Коля терпеть не может немецкого языка, мы начинали вдвоем вслух читать длиннейшие немецкие стихи... А бедный Коля терпеливо, стоически слушал всю дорогу - и все-таки доходил с нами до дому".

На Пасху 1904г. Гумилевы в своем доме давали бал, на котором в числе гостей первый раз была Аня Горенко. С этой весны начались их регулярные встречи.

Они посещали вечера в ратуше, были на гастролях Айседоры Дункан, на студенческом вечере в Артиллерийском собрании, участвовали в благотворительном спектакле в клубе на Широкой улице (ныне - ул. Ленина), были на нескольких, модных тогда, спиритических сеансах у Бернса Мейера, хотя и относились к ним весьма иронически.

Они встречались, гуляли, катались на коньках. Гумилев, в то время страстно поглощавший книги, делился с Анной Горенко своими "приобретениями". О чем говорили они? Конечно же, о поэзии, о счастье творчества, о мужестве и благородстве.

Мысли, занимавшие их, через несколько лет обрели силу, зрелость и новый смысл старых истин, а тогда они произносились, пробуя себя на прочность, на долговечность. И разговоры о грехе, о страдании, об искушении - лишь предчувствия страстей и бед, лишь первые попытки справиться с жизнью...

ИЗ ДНЕВНИКА ЛУКНИЦКОГО

30.11.1926

Ты помнишь, у облачных впадин

С тобою нашли мы карниз,

Где звезды, как гроздь виноградин,

Стремительно падали вниз.

"Башня" (Турецкая) в Царском Селе - искусственные руины. АА и Николай Степанович там встречались, наверху.

С осени родители одноклассника Гумилева - Дмитрия Коковцева, писавшего стихи, стали устраивать литературные "воскресенья" в своем доме на Магазейной улице. На вечерах бывали И.Ф.Анненский (поскольку хозяин дома А.Д. Коковцев был гимназическим учителем); гимназические учителя Е. М. и А. А. Мухины, В. Е. Евгеньев-Максимов (литературовед, специалист по Некрасову, тогда учитель), М. О. Меньшиков (публицист-нововременец), М. И. Туган-Барановский (историк- экономист, представитель "легального марксизма"), В. В. Ковалева (дочь писателя В. Буренина); К. Случевский (поэт), Л. И. Микулич, Д. Савицкий (поэт), В. И. Кривич (сын И. Ф. Анненского).

Гумилев бывал на "воскресеньях", несколько раз выступал с чтением своих стихов и выдерживал яростные нападки, даже издевательства некоторых из присутствовавших. Особенно его критиковал хозяин дома, не принимавший декадентства.

В письме Брюсову из Царского Села 8 мая 1906г. Гумилев напишет:

"Уже год, как мне не удается ни с кем поговорить так, как мне хотелось бы..."

Гумилев остро реагировал на непонимание, на литературный "застой", на творческую "беспросветность" царскоселов. Он, к этому времени проштудировав русских модернистов, ушел далеко вперед в своих вкусах и ощущениях от некоторых царскосельских рутинеров. А И. Ф. Анненский был для него, гимназиста, тогда еще недостижим.

Преподаватель гимназии Мухин рассказал (пишет в дневнике Лукницкий 18.02.1925 г.): "На выпускных экзаменах на вопрос, чем замечательна поэзия Пушкина, Гумилев невозмутимо ответил: "Кристальностью". Чтобы понять силу этого ответа, надо вспомнить, что мы, учителя, были совершенно чужды новой литературе, декадентству... Этот ответ ударил нас как обухом по голове. Мы громко расхохотались! Теперь-то нам понятны такие термины, как верно определяет это слово поэзию Пушкина, но тогда..."

1905

Что-то подходит близко, верно...

Среди царскосельской интеллигенции, которая дышала, расцветала возле всегда живых представителей русской культуры - Дельвига и Кюхельбекера, Батюшкова и Чаадаева, Лермонтова и Тютчева и, конечно же, главное - Пушкина, обыватель, пребывавший в состоянии недоверия и подозрительности в начале ХХ века, особенно в период реакции после 1905г., занимал, увы, значительные духовные территории. Обыватель презирал все, что не соответствовало его меркам.

ИЗ ДНЕВНИКА ЛУКНИЦКОГО

12.04.1925