Николай Гумилев

В декабре - стихотворения: "Звездный ужас", "Индюк", "Нет, ничего не изменилось...", "Поэт ленив...", "Ветла чернела...", "С тобой мы связаны одною цепью...".

В течение года о т р е д а к т и р о в а н ы следующие переводы:

"Эндимион" Китса (в январе - апреле); "Соловей", "Страх в одиночестве" (в январе - феврале), "Гимн перед восходом солнца", "Франция" - Кольриджа (к 29 октября); английские народные баллады (несколько в январе - феврале, шесть баллад к 20 мая, одна к 20 июля); "Гяур" (к 24 апреля), "Дон-Жуан" (часть в январе, песнь первая к 19 мая, песнь вторая к 20 июля, конец второй песни к 18 сентября) Байрона; стихи к романам "Морской волк" и "Когда боги смеются" Дж. Лондона (к 18 сентября); "Вер-Вер" Грассе (к 5 января); "Орлеанская девственница" Вольтера (песнь 8 к 24 апреля, песни 9, 10 к 30 июня, песни 6, 7, 9 к 18 августа); "Теофиль Готье" Бодлера (к 8 июня); "Смерть любовников" и "Путешествие" Бодлера (к 15 июля); "Авель и Каин" Бодлера (к 27 мая); "Эриннии" (к 18 августа), "Притчи Брата Гюи" Леконта де Лиля (к 26 ноября); "Сирано де Бержерак" Ростана (с 20 июля по 30 июля); "Хмельной гимн" Мюссе (к 19 сентября); рассказ "Ами и Амиль" Мореаса (к 15 ноября); "Антология французских поэтов-символистов и эстетов" (к 26 ноября); "Утешение" Одина (к 10 мая); 23 избранные баллады Дана (к 5 января); "Шведские народные песни" (часть в январе, 5 песен к 24 августа, 5 песен к 26 августа); "Ирод и Мириамна" и "Генофева" Геббеля (к 11 февраля); "Агасфер в Риме" Гамерлинга (к 18 февраля); "Веселый ужин шутников" Бенелли-Сема (к 19 марта); "Счастье и конец короля Оттокара" Грильпарцера (к 23 апреля); несколько стихотворений Фердинанда фон Заара (к 18 сентября); "Пелле Завоеватель" и "Канун св. Агнесы" Нексе (к 20 июля); "Заложница императора Карла" Гауптмана (к 30 июля); "Стихотворения" Вордсворта (5 стихотворений к 20 июля, 2 стихотворения к 30 августа, 2 стихотворения к 18 сентября); "Пикколомини" Шиллера (к 28 ноября) и другие.

Н а п е ч а т а н о:

Брошюра "Принципы художественного перевода" (второе, дополненное издание) со статьями Ф. Батюшкова, К. Чуковского и статьей Н. Гумилева "Переводы стихотворные" (Пг., Госиздат, 1920).

1921

И Господь воздаст мне полной мерой

За недолгий мой и горький век...

ИЗ ДНЕВНИКА ЛУКНИЦКОГО

03. 03. 1925

АА говорила о том ужасе, который она пережила в 1921 году, когда погибли три самых близких ей духовно, самых дорогих человека - А. Блок, Николай Степанович и Андрей Андреевич Горенко.

"Через несколько дней после похорон Блока я уехала в Царское Село, в санаторию. Рыковы55 жили в Царском тогда, на ферме, и часто меня навещали Наташа и Маня. Я получила письмо от Владимира Казимировича из Петербурга, в котором он сообщал мне, что виделся с А. В. Ганзен 56, которая сказала ему, что Гумилева увезли в Москву (письмо это у меня есть). Это почему-то все считали хорошим знаком.

Ко мне пришла Маня Рыкова, сидели на балконе во втором этаже. Увидели отца, Виктора Ивановича Рыкова, который подходил, - вернулся из города и шел домой к себе на ферму".

Он увидел дочь и позвал ее. Та встает, идет. Он ей что-то говорит, и АА видит, как та вдруг всплескивает руками и закрывает ими лицо. АА, почувствовав худое, ждет уже с трепетом, думая, однако, что несчастье случилось в семье Рыковых. Но когда М. В., возвращаясь, направляется к ней... (М. В. подходит и произносит только: "Николай Степанович...") - АА сама уже все поняла.

"Отец прочел в вечерней "Красной газете".

Я жила в комнате, в которой было еще пять человек и среди них одна (соседка по кровати - член совдепа). Она в этот день ездила в город, в заседание, которым подтверждалось постановление. Вернулась и рассказывала об этом другим больным.

Утром поехала в город, на вокзале увидела "Правду" на стене. Шла с вокзала пешком в Мраморный дворец к Вольдемару Казимировичу. Он уже знал.

Говорили по телефону с Алянским57 который сказал о панихиде в Казанском соборе: "Казанский собор..." Я поняла. Была на панихиде и видела там Анну Николаевну, Лозинского, были Георгий Иванов, Оцуп, Адамович, Любовь Дмитриевна Блок была и очень много народу вообще".

Последний год его жизни начинался обыкновенно, буднично, без предчувствий и тревог. Была такая же, как и прошлые две, трудная, холодная, голодная зима - надо было выживать.

Вспоминает поэтесса И. Н а п п е л ь б а у м:

"Сейчас я уже не помню, как мы с сестрой узнали о Доме искусств, о поэтической студии при нем... Для меня этот дом на Мойке стал любимейшим местом души моей. Сами стены этого елисеевского особняка, внутренняя, узкая, скрипучая, из темного дерева лестница, Белый зал - все запущенное, холодное, неживое и в то же время населенное пульсирующей новой жизнью; сами запахи этого здания - волновали, звали, манили к себе. Я не могла дождаться вечера, когда нужно будет идти на занятия в поэтическую студию.