Николай Гумилев

«Последняя, страшная свобода духа» — это последняя из возможных, подлинно апостасийная «степень уклонения» от учения Церкви, прямое восстание на Нагорную проповедь Христа, открывающуюся первой заповедью блаженства: «Блаженны нищие духом, ибо их есть Царство Небесное» (Мф. 5: 3), демонстративный отказ человечества «друидической эпохи» от Небесного Царства и Его Царя, во имя чего-то прямо противоположного. Полностью противоположным Небесному Царству Христа может быть только земное царство Антихриста — «земной рай», о котором грезили хилиасты всех времен и народов. И недаром главным действием «звезд», очаровавшим героиню «Звездного ужаса» настолько, что она начисто позабыла и о смерти родителей, и о собственном только что пережитом страхе, — явилось видение «светлого будущего»:

… И снова Гарра
Долго-долго на небо смотрела.
«Нет, — сказала, — это не цветочки,
Это просто золотые пальцы
Нам показывают на равнину,
И на море, и на горы зендов,
И показывают, что случилось,
Что случается и что случится».

Страх смерти и страданий и исступленная жажда жизни и блаженства в совокупности своей и порождают то, что Гумилев называл «последней страшной свободой духа», присущей человечеству в канун апостасии. В сущности, все то, что произошло с несчастными героями «Звездного ужаса», оказывается простой иллюстрацией известной пословицы о кнуте и прянике: сначала «поднебесные силы», демонстративно умертвив неосторожно открывшихся навстречу их воздействию людей, ужаснули оставшихся перспективой немедленной гибели, а затем, не давая опомниться, очаровали их радужными картинами грядущего «земного рая». Этот нехитрый прием и заставил все племя в кратчайшие сроки радостно петь «осанну» новоявленному божеству.

Только старый отошел в сторонку,
Зажимая уши кулаками,
И слеза катилась за слезою
Из его единственного глаза.
Он свое оплакивал паденье
С кручи, шишки на своих коленях,
Тара и вдову его, и время
Прежнее, когда смотрели люди
На равнину, где паслось их стадо,
На воду, где пробегал их парус,
На траву, где их играли дети,
А не в небо черное, где блещут
Недоступные чужие звезды.

VI

Содержание «политики» Гумилева, помимо «Канцоны», существенно уточняет стихотворение «Память» — хрестоматийно известное произведение, работа над которым растянулась на целых три года (первые два варианта написаны летом 1919 года, промежуточный вариант опубликован в сдвоенном (4/5) номере «Вестника литературы» за 1921 г., а публикация окончательного варианта открывает «Огненный столп»). «Память» принято рассматривать как своего рода автобиографию в стихах; однако сам Гумилев предваряет собственно рассказ о своей жизни некоей художественно-философской преамбулой, образность которой и становится затем организующим элементом повествования:

Только змеи сбрасывают кожи,
Чтоб душа старела и росла.
Мы, увы, со змеями не схожи,
Мы меняем души, не тела.

Память, ты рукою великанши

Жизнь ведешь, как под уздцы коня,
Ты расскажешь мне о тех, что раньше
В этом теле жили до меня.