Николай Гумилев глазами сына

3 октября 1905 года было получено цензурное разрешение на публикацию сборника стихов «Путь конквистадоров». Эпиграфом к сборнику Гумилев взял слова начинающего Андре Жида: «Я стал кочевником, чтобы сладостно прикасаться ко всему, что кочует». Свою первую книгу «Яства земные» А. Жид напечатал в 1897 году, и в России лишь очень немногие заметили этого французского писателя.

Анна Ивановна дала сыну нужную сумму, ничего не сказав мужу, поэтому о книге дома не говорили. Но родные теперь относились к Николаю иначе: он был не просто гимназист, к тому же плохо учившийся, а поэт, пусть пока непризнанный. Ему бы очень хотелось подарить свою книгу Ане Горенко, но Ани не было, а посылать ей книгу в Евпаторию он не хотел из самолюбия. Выход был найден: он пошлет книгу Андрею, а тот, конечно, покажет ее сестре.

Экземпляр книги он преподнес Анненскому, сделав надпись:

Тому, кто был влюблен, как Иксион,
      Не в наши радости земные,
                  а в другие,
      Кто создал Тихих Песен
             нежный звон

—        Творцу Лаодамии
             от автора.

Иннокентий Федорович перед всем классом пожал Гумилеву руку, поздравив с успехом.

Но главный триумф еще предстоял: в ноябрьской книжке «Весов» появилась рецензия самого Валерия Брюсова! Это было потрясающе! Не беда, что маститый мэтр дал не слишком хвалебный отзыв, написав, что «Путь конквистадоров» полон «перепевов и подражаний» и повторяет все основные заповеди декадентства, поражавшие своей смелостью и новизной на Западе лет за двадцать, а в России за десять до того (то есть как раз в ту пору, когда сам Брюсов произвел сенсацию своими сборниками «Русские символисты»). И все же закончил он рецензию обнадеживающе: «Но в книге есть и несколько прекрасных стихов, действительно удачных образов. Предположим, что она только „путь“ нового конквистадора и что его победы и завоевания — впереди».

На очередной «воскресник» к Коковцевым Гумилев пришел полный собственного достоинства: у кого из царскоселов есть своя книжка стихов (разумеется, исключение составляет Анненский), о ком еще пишет в столичных журналах самый маститый поэт?

На этот раз у Коковцевых было большое общество. Пришли Анненский, его сын — Кривич, пожилая дама Веселковская-Кильштедт, поэтесса Микулич, поэт Савицкий, Евгеньев-Максимов, Дима Коковцев, его приятель Загуляев и несколько совсем юных гимназистов. Все были взволнованы появлением книги «Путь конквистадоров», восприняв ее как дерзость, что-то там декадентское, символистское, бог знает что.

На Гумилева набросились со всех сторон, говорили о ненужной экзальтации, о невнятице, о любовании малопристойными картинами. Особенно возмутила «Песня о певце и короле»:

Я шел один в ночи беззвездной
В горах с уступа на уступ
И увидал над мрачной бездной,
Как мрамор белый, женский труп.

Влачились змеи по уступам,

Угрюмый рос чертополох,
И над красивым женским трупом
Бродил безумный скоморох.

Он хохотал, смешной, беззубый,

Скача по сумрачным холмам,
И прижимал большие губы
К холодным девичьим губам.

— Гадость! — слышалось со всех сторон. — Увольте от такой поэзии! А что это еще за «бледная царица», которая «ждет мучений и лобзаний»?

Гумилев презрительно щурил свои продолговатые холодные глаза и насмешливо кривил губы.

Прошли рождественские каникулы, до окончания гимназии осталось полгода. И вдруг пополз слух: директора увольняют от должности за либерализм. Все были взволнованы и огорчены, Гумилев — больше других: уходил из гимназии его старший друг — поэт. Через несколько дней слух подтвердился. Гимназистов выстроили в рекруц-зале, по краям застыли классные наставники в мундирах с начищенными до блеска пуговицами. Учителя, тоже в форменных тужурках, стояли отдельно. Быстрыми шажками вошел старичок в мундире, при ордене, с яйцевидной лысой головой и водянистыми, ледяными глазами без ресниц. Это был новый директор, господин Мор.

Строгости в гимназии сразу усилились. «Начальство на нас мор напустило», — острили гимназисты.

В апреле Гумилев получил от Валерия Брюсова письмо с предложением сотрудничать в журнале «Весы». Это был успех — и явный. 15 мая он послал ответ: