Читаем Николай Гумилев: жизнь расстрелянного поэта полностью

Мое гражданское негодованиеПри чтении стиховАл. Блока и Н. Гумилёва,Посвященных дровяникуДавиду Самойловичу Левину…

Но во всей этой «дровяной» эпопее поражает смелость, с которой поэт написал в экспромте «мерзких ленинских рублей…». Наверняка в ЧК узнали об этих словах поэта. Ведь все эти «дровяных дел мастера» (я не имею в виду в данном случае кого-то конкретно) приставлялись к творческой интеллигенции в виде негласных соглядатаев ЧК.

В ноябре в издательстве «Всемирная литература» шло живое обсуждение планов издания ста лучших русских писателей XIX века. 18 ноября Николай Степанович участвовал в обсуждении этого плана. 24 ноября Гумилёв, Блок и Чуковский предоставили каждый свою программу «100 лучших русских классиков». Конечно, совместить их все было просто невозможно. После заседания Чуковский, Гумилёв, Блок, Замятин и Н. Лернер отправились к машинисткам и там продолжили спор о ста лучших русских писателях. Чуковский записывает в дневнике: «Мы спорили долго, Гумилёв говорил по поводу моей: это провинциальный музей, где есть папироса, которую курил Толстой, а самого Толстого нет. Я издевался над гумилёвской, но в глубине души уважал его очень: цельный человек. Вообще все заседание носило характер гумилёвской чистоты и наивности…»

26 ноября на заседании в Доме искусств снова зашла речь об издании классиков. Чуковский заносит в дневник 27 ноября слова Блока: «Гумилёв хочет дать только хорошее, абсолютное. Тогда нужно дать Пушкина, Лермонтова, Толстого, Достоевского». И хронику спора с Гумилёвым: «Третьего дня заседание во „Всемирной“… Потом я, Блок, Гумилёв, Замятин, Лернер… начинаем обсуждать программу ста лучших писателей. Гумилёв представил импрессионистскую: включил Дениса Давыдова (потому что гусар) и нет Никитина. Замятин примкнул к Гумилёву… Мы спорили долго».

Таким «жарким» выдался холодный ноябрь 1919 года, насыщенный радужными планами, многим из которых не суждено было сбыться.

В декабре Николай Степанович отстаивал свои взгляды на поэзию в спорах с Ивановым-Разумником и Александром Блоком. 2 декабря на заседании «Всемирной литературы» читал свою программу издания русских писателей Иванов-Разумник, назвав в выступлении акмеистов бывшими. Такого Николай Степанович допустить не мог. Он тут же вскипел: «Нет, мы не бывшие, мы…» Чем бы закончился загорающийся спор, неизвестно, но вовремя вмешался Чуковский.

А еще через два дня на заседании во «Всемирной литературе» разгорелся спор Н. Гумилёва с А. Блоком о символизме и акмеизме. Чуковский, оказавшийся случайным свидетелем этого спора, записал 7 декабря в своем дневнике: «…Блок и Гумилёв в зале заседаний, сидя друг против друга, внезапно заспорили о символизме и акмеизме. Очень умно и глубоко. Я любовался обоими. Гумилёв: символисты в большинстве аферисты. Специалисты по прозрениям в нездешнее. Взяли гирю, написали 10 пудов, но выдолбили всю середину, и вот швыряют гирю и так и сяк. А она пустая. Блок осторожно: „Но ведь это делают все последователи и подражатели — во всех течениях. Но вообще — вы как-то не так: то, что вы говорите — для меня не русское. Это можно очень хорошо сказать по-французски. Вы как-то слишком литератор. Я — на все смотрю сквозь политику, общественность“». В последнем и было главное отличие Блока от Гумилёва в 1919 году. Гумилёв остался на позициях того, что искусство выше политики; а Блок, в теории, опустил его до уровня партийной литературы, что привело, на мой взгляд, в XX веке к трагедии всю русскую культуру.

В 1919 году Николай Степанович читал лекции не только в Институте живого слова, но и начал преподавать в студии Дома искусств — читал лекции по драматургии. Официально открытие лекций состоялось 10 декабря. 19 декабря Гумилёв вошел в совет Дома искусств по литературному отделу. В этот день Гумилёв читал свои стихи. Художник Константин Сомов записал в дневнике: «Вечером ходил в Дом искусств на первый вечер. Я избран туда членом. Пышное помещение (Елисеева). Свет и тепло. Довольно много народу, литераторы, художники. Чуковский читал стишки разных знаменитостей… Потом Гумилёв читал цикл стихов „Персидские миниатюры“…»

Читал лекции Гумилёв в 1919 году в студии Балтфлота, в студии переводов при «Всемирной литературе». Видимо, практика преподавания толкнула его на путь работы по теории поэзии.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги